Большой федеральный крест за заслуги. История розыска нацистских преступников и их сообщников - [55]

— Да, так он назвался, — ответил Хартнел, — но не беспокойтесь, он не замедлит явиться… Весьма, впрочем, способный человек этот Хаузер, но, к сожалению, несколько беззастенчив и не слишком разборчив в средствах достижения цели… Ну, мне до этого нет дела, коллега, и, надеюсь, вам тоже. К слову сказать, не пугайтесь, пожалуйста, когда вы откроете этот пакет, Там находится пистолет типа «маузер», калибр 7.65, с глушителем звука — это так называется… Да? Он был оставлен в моем номере. Сохраните его на память, пока не объявится владелец… Ну а теперь я, пожалуй, откланяюсь. Нет, не беспокойтесь, такси ожидает меня у входа. Картину я забираю с собой, как положено. Спасибо, коллега, я думаю, расписка вам тут не потребуется?

Взяв картину, Хартнел покинул помещение.

Несколько позже, за ужином в итальянском ресторане на мюнхенском пятачке, Криста, выслушав рассказ Дона о его прощальном визите на вилле своего немецкого коллеги, сказала:

— Жаль, что вы не взяли меня с собой…

Потом она прокомментировала список, который ей показал Дон.

— Этот проворный господин Грау, — пояснила она Хартнелу, — который держит руку на пульсе трех различных объединений, сыграл в последней избирательной кампании особенную роль. Его различные якобы общественно полезные организации расточали сотни тысяч марок на то, чтобы поносить и срамить Вилли Брандта. То они изображали его в газетных сообщениях чуть ли не сочувствующим банде Баадер — Мелера — Мейнхофа только по той причине, что адвокат Хорст Мелер в 1968 году защищал сына Брандта, Петера, по делу о каком-то пустяковом правонарушении; то они объявляли, что Брандт стремится к «постепенному включению Германии в восточный блок социалистических стран»…

Хартнел посмотрел на часы.

— Мне уже самое время, Криста. Проводите меня на аэродром? — И, увидев, как ее огорчило это неожиданное обобщение, объяснил торопливо: — Никто, кроме вас, не знает, что я взял билет на ночной рейс в Нью-Йорк… Так будет лучше. Отрегулируйте за меня все в отеле и с господином Лизегангом. Мы определенно увидимся скоро снова, Криста, я, во всяком случае, очень надеюсь на это. И, уж конечно, вы вскоре получите от меня весточку…

Через несколько дней из Нью-Йорка пришло воздушной почтой письмо. Конверт содержал два различных послания, и, когда Криста начала читать первое, ее неприятно удивил официальный стиль этих нескольких строк и особенно вступительной части, начинавшейся словами: «Весьма уважаемая фрейлейн доктор!» Лишь взглянув затем на подпись, стоявшую под письмом — «Глубоко преданный Вам Бенджамен А. Клейтон», — она облегченно вздохнула.

Короткий текст извещал Кристу о том, что господа «Мак-Клюр, Клейтон, Фергюссон, Фергюссон и Дэвя высоко ценят ее участие в работе по делу Дэвида Зелигмана (претензия на наследство Маркуса Левинского) и определили ей вознаграждение в размере одной пятой части назначенного гонорара; сумма в десять тысяч американских долларов будет ей перечислена, как только она укажет, в какой банк и на какой номер личного счета следует произвести это перечисление.

Второе письмо было значительно длиннее, гораздо менее официально и заслуживает того, чтобы привести его здесь полностью:

«Милая Криста! Вот уже несколько дней, как я снова в Нью-Йорке, и если не написал Вам раньше, то только потому, что хотел сначала выяснить некоторые обстоятельства.

Мой дядя Бен и другие старшие партнеры нашей фирмы были, как и следовало ожидать, в высшей степени довольны быстрым и сверх всяких ожиданий благоприятным исходом того дела, которое заставило нас потрудиться в течение всего прошедшего уик-энда. Разумеется, я не преминул указать на то, что без основательной предварительной работы, проделанной нашим храбрым Фретхеном, и без Вашей, далеко выходящей за рамки обычного помощи выяснение этого столь исключительно сложного дела было бы невозможно. Мои партнеры и наш клиент, мистер Дэвид Зелигман, просили меня передать Вам, что они в высшей степени Вам признательны, и мне остается лишь присовокупить к этому также и огромную благодарность лично от себя. На этом, учитывая и чек, который Вы по-настоящему заслужили и которому, надеюсь, найдете достойное применение, можно было бы считать дело законченным.

Но это как раз и представляется мне весьма нежелательным, поскольку я тем временем имел возможность немного подумать о делах, с которыми соприкоснулся при Вашем непосредственном участии, милая Криста. Я имею в виду тех лиц и те политические группы, которые уже однажды, если даже не дважды, ввергали целый мир в пучину большой беды и которые я, когда приехал в Западную Германию, считал давно не существующими или по крайней мере полностью лишенными влияния и значения. Я вспоминал об огромных усилиях и жертвах, которые понадобились для того, чтобы воспрепятствовать этим силам распространить свой страшный режим на весь земной шар. Среди миллионов погибших в этой необходимой борьбе был и мой отец; он пал 7 июня 1944 года в Нормандии, во время боя с батальоном эсэсовцев…

Я не хочу, милая Криста, докучать Вам делами, в которых Вы давно уже разбираетесь гораздо лучше, чем я, и поэтому излагаю Вам лишь результаты моих размышлений, толчок которым был дан Вами и Фретшем, когда вы меня поставили перед лицом фактов. Я увидел, что бывшие гестаповские доносчики, эсэсовские фюреры и активные «ариизаторы» не только относятся сейчас к числу самых богатых и влиятельных людей в Федеративной республике, но могут пагубно действовать и дальше, в старом нацистском духе, маскируясь лохмотьями и обносками таких понятий, как «христианский», «демократический» либо «социальный», используя тайные, признанные «общеполезными» кухни пропагандистской отравы и даже получая в награду за все эти заслуги Большой федеральный крест.