Большие следы - [6]

— Так-то оно лучше. — Поставив кружку, он принялся раскуривать трубку. Теперь он смотрел на свою дочь, а не на меня. — Прошел вдоль люгги мили две, потом пересек открытый участок. Трудно идти, и воздух тяжелый.

— Нашел куду? — спросила Мери.

— Нашел тушу или то, что от нее осталось. Силок, который ее задушил, все еще свисал с молодого деревца, и кострище там было. Еще кто-то пытается прокормиться дарами земли. Ты видела какие-нибудь признаки жизни?

— Следы бородавочника, а еще слоновий помет примерно двухдневной давности.

Он кивнул.

— Этот слон сдохнет. Все они обречены, все те, кому не удалось выбраться. Но бородавочники живучи. Жирафы, наверное, тоже. Я видел мельком двух взрослых и молодого, но не смог приблизиться к ним. Дичь, которая еще осталась в этих местах, знает, что на нее идет охота. Все нынче пуганые. Ты уже видела Мукунгу?

Мери рассказала ему, как тот появился из-за деревьев. Ван Делден кивнул и улыбнулся.

— Мукунга был с нами еще в нашем старом лагере на Олдувае, когда Алекс устроил свою бойню. Вот почему мне известно, что творится на окраине Серенгети. Это было больше года назад, перед самым началом миграции. Алекс приехал?

— Нет. Каранджа говорит, что он прибудет вместе с Кимани.

— Мне надо поговорить с этим мальчиком.

— С Каранджей? Бессмысленно.

— Видимо, да. Сейчас он, должно быть, изменился, как и все остальные здесь. Ему всегда нравился свет рампы. Помнишь, как он ринулся в заросли за тем львом? Маленький негодяй, склонный к театральным жестам. Нынче он чиновник по связям с общественностью, — добавил ван Делден, глядя на меня, — но когда мы были вместе, он под конец стал лучшим среди нас стрелком.

Ван Делден покачал головой, и я ощутил его тоску по ушедшим дням. Затем, вновь повернувшись к дочери, он сказал:

— Стало быть, ты еще не видела Алекса. Когда увидишь, спроси его, что произошло на Олдувае год назад. Мукунга говорит, Алекс вырезал там по меньшей мере пятьдесят тысяч зебр и столько же антилоп гну.

— Шла война, и надо было кормить армию.

Он кивнул.

— И еще тот холодильный комбинат, о котором я тебе рассказывал. Будь угандийцы поумнее, они бы догадались, что будет война, как только кончат строительство этого громадного холодильника. А иначе с чего бы правительство стало давать какому-то коммерсанту ссуду наличными на постройку такой большой фабрики? С той минуты стада Серенгети были обречены. У Алекса был только один способ наполнить этот холодильник. — Ван Делден опять посмотрел на меня. — Побоище прекратилось только восемь месяцев назад, и улики до сих пор налицо.

— Но ведь это вина армии, а не Алекса. Мукунга мне говорил…

Он отмахнулся от ее замечания и подался вперед, вперив в меня взгляд своих бледных глаз.

— Вас это интересует? Склеп для четверти миллиона зверей?

Я неуверенно кивнул, не зная в точности, чего он от меня ждет.

— Тембо, ты, верно, с ума сошел. — Его дочь подалась вперед, уперев подбородок в колени, глаза ее ярко сияли. — Единственный транспорт в этих местах…

— На конференции первым делом спросят, какие у меня доказательства. Что я отвечу, если не увижу все своими глазами? Вероятно. Каранджа мог бы все им рассказать.

— С чего вдруг?

— Он любит животных. Хотя теперь, когда он забрался на другую колокольню, вряд ли…

Мери засмеялась, потрепав отца по руке.

— Опять старые трюки — меняешь тему разговора. Я хочу знать, как ты намерен завладеть грузовиком.

— А я хочу выяснить, что известно этому молодому человеку об озере Рудольф такого, чего не знаю я. Успокойся. Мери. — Он снова повернулся ко мне. — Вы понимаете, что никто не знаком с этой местностью так, как я?

— Понимаю, сэр.

Он кивнул, хмуро посасывая трубку.

— Я, наверное, побывал везде, куда забирался мой отец, — он снова смотрел на меня. — В вашем письме вы дали понять, что дело как-то связано с его книгой. Вы читали «Путешествие через Чалби к озеру Рудольф»?

— В оригинале — нет, только в переводе. — И я рассказал ему про то, как ко мне попал машинописный экземпляр. — Думаю, моего дядю мучила совесть, потому что он не смог ничего сделать с этой книгой. Похоже, он отыскал ее в кипе заброшенных рукописей, когда взял дело в свои руки после смерти моих родителей. Он говорил, что сохранил рукопись только из-за карты и еще потому, что в самой книге было вложено несколько страниц, написанных от руки.

— Почерком моего отца?

— Я так предполагаю. По крайней мере, все это было написано на африкаанс. Я сверил с переводом. Неподшитые страницы наверняка вошли в него.

— И вы привезли его с собой.

— Да, и карту тоже. Ксерокопии, разумеется.

— Мне всегда казалось, что в книге должна быть карта, но. возможно, в те времена в Питермарицбурге не было гравера, или они не смогли изготовить печатную форму. На карте отмечен его маршрут?

Я, как мог, описал ему карту, и он весело сказал:

— Все это есть в тексте. Если знаешь эту страну, можно идти по ней и без карты.

— Но расположение наскальных рисунков без карты не установишь, — возразил я. — И старые пустоши, где он нашел черепки.

— Наскальные рисунки? — Ван Делден уставился на меня. — В книге ни словом не упоминается о черепках и наскальных рисунках.