Большие каникулы - [20]

— могу представить себе, что у меня каникулы. Это — как будто бы я соскучился по хорошему приятелю, который куда-то уехал. Разве не понятно? Или: с тех пор, как я был на море, прошло уже шесть-семь месяцев, но я и сейчас помню грустный привкус последнего купания, могу описать вам последние шаги по желтому песку и — даже если на дворе идет снег — мне совсем не трудно представить себе, что будет еще через шесть-семь месяцев, в первую минуту, когда, бросив чемоданчик возле лагерной мачты, я наперерез морскому ветру брошусь к берегу… Вот, я и сейчас чувствую, как под моими подошвами скрипят ракушки… Можно привести и другие примеры, но я думаю, этого довольно. Что я хочу сказать? Что во всех положениях, связанных с тем, что будет, что случится, мое воображение работает очень точно? — так, как если бы я читал письмо, которое сам себе написал. Во всех, кроме одного — встречи Нового года. Эти два слова мне очень дороги и вместе с тем как-то чужды; близки, но слишком торжественны; желанны, но устрашающи. Они звучат гулко, словно под сводами мрачной галереи. А где-то там, в глубине, на самой последней ступеньке, находится ОН, Новый год…

Но я не могу проникнуть туда, осветить эту глубину фонарем, потому что на расстоянии ничего не видно, а там, в самом конце, я никогда не был. Почему? Потому что каждый раз, когда остается уже один-единственный поворот, один-единственный шаг, когда все, возбужденные и радостные, встают, поднимают бокалы и, собираясь чокнуться, говорят: «Вот он, подходит, вот сейчас!»… — я засыпаю. Как в сказке про золотые яблоки, на меня вдруг нападает оцепенение, я слышу все словно сквозь вату — крики, поцелуи, внезапный взрыв веселья… Все люди словно вступают на чудесный ковер-самолет, а я делаю отчаянные усилия, чтоб не заснуть, то есть не сделать сегодня того, что я делаю каждый день — потому что сегодня же Новый год — и не могу, не могу, не могу…

Но в этот декабрьский день, который я вижу, чувствую, который я могу пощупать, сегодня — 31 декабря — этого не случится. Весь этот день — целых двадцать четыре часа — будет мой, весь, до последней минуты. Я буду держать его в руках, как веревку, крепко-крепко, буду держать все время, каждую минуту, с самого утра до наступления следующего дня. Сегодня меня интересуют только они, все минуты этого дня, одна за другой, и я буду так же внимательно следить за ними, как делаю это, когда через год разлуки снова возвращаюсь к морю или в лес, или на реку…

Правда, у меня есть свои дела, как и у всех остальных. В воздухе ощущается что-то странное, все бегают, мечутся, словно угорелые, чего не бывает в другие дни, и я уже не знаю: может быть, эта беготня, эта суета и есть — праздник? У меня целый список поручений: покупки, визиты, телефоны, различные мелочи, я все время что-то вычеркиваю и что-то добавляю в свой список, у каждого пункта появляются подпункты, и я бегаю, бегаю, бегаю…

Но вот наступил вечер, включили свет. Новый год уже идет где-то по земле — например, на Камчатке, но нам осталось еще несколько часов, и мы бегаем, бегаем, бегаем… Костюм, перец, горчица, поздравительные записочки, зубочистки… Телефонный звонок.

— Ионел, ответь!

Поздравления, телеграммы… Классной руководительнице написал?.. Гудит духовка, разбилась бутыль с вином… А сифоны зарядил?

— Да, мама!

— Тогда пиши записочки для гостей… Но что это, ты зеваешь?

А Новый год идет где-то по земле, подходит все ближе, ближе… Я спешу и — зеваю, зеваю…

Приходят гости. Что они говорят? То же, что всегда:

— Ой, какой большой мальчик! Будешь встречать с нами Новый год? Остался всего один час…

— А-а-а-ах!

— Гляди-ка, как он вырос! Настоящий мужчина! Но что это, ты зеваешь?

— А-а-а-ах!

Я слышу шаги НОВОГО ГОДА… слышу все явственнее и… все глуше — словно он шагает по ковру… Шаги приближаются… остается еще ступенька… одна-единственная и…

Я слышу его… Новый год близко, он там, в гостиной… А я — в спальне! Я сплю… А-а-а-ах!

С Новым годом! С новым счастьем!

БЕРЕЧЬ ОТ СЫРОСТИ!

ЭТО БЫЛ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫЙ РОБОТ, ЧУДО КИБЕРНЕТИКИ. С тех пор, как инженер открыл, что содержание логарифма К и коэффициент энтропии равны сигма минус логарифм Пи, устранив таким образом показатель X (показатель беспорядка, грозу всех роботов), машина стала достойной своего названия: ФАКТОТУМ-Ю. В ходе последних опытов инженер наделил ее способностью говорить, зафиксировав у нее в памяти все слова румынского языка, в соответствии с последним изданием «Словаря современного румынского языка» и энциклопедических словарей, а также словарей архаизмов, диалектизмов и неологизмов. Можно без преувеличения сказать, что труд филологов и лингвистов был не менее ценным, чем труд инженера, так что, по единогласному мнению, ни одно слово или выражение румынского языка не было упущено ФАКТОТУМОМ-Ю. Два тома грамматики он запомнил за 10,2 секунды, в то время как разыгрывал пешками защиту Каро-Хана с чемпионом страны по шахматам. Передвигая слона на 5Е, он уже знал и «Орфоэпию» и просил партнера принести ему «Семантику». Не успел он сделать первый «шах», как в румынском языке для него не осталось секретов. Да, это был замечательный, но в то же время очень скромный робот; поэтому, когда инженер сказал ему, что на следующий день в экспериментальном павильоне будут проводиться публичные испытания по румынскому языку и грамматике, ФАКТОТУМ-Ю попросил отложить их на день. И в то же время спросил разрешения хоть разок пробежать миллион четыреста тысяч томов Академической библиотеки. Что он и сделал, глотая свою ежедневную порцию смазочного масла. (Этот обычай он сохранил с той поры, когда был маленьким и назывался ФАКТОТУМ-1). Он все еще не спешил показаться на публике. Ему не хотелось, чтобы оставался хоть какой-нибудь риск, и инженер с ним согласился. Опыт показал ему, что ФАКТОТУМ-Ю не капризен и не слишком застенчив, а просто очень требователен к себе. Поэтому он согласился отложить выступление робота на 24 часа и пошел сообщить об этом газетчикам, предусмотрительно прикрепив, однако, к его груди табличку, предупреждающую: «БЕРЕЧЬ ОТ СЫРОСТИ!». Потому что — если индекс являлся, так сказать, его внутренним вирусом, то сырость — еще с тех пор, как он находился в пеленках, — была для него самым опасным внешним врагом. Она грозила гриппом. А вы сами понимаете, многого ли стоит машина, заболевшая гриппом!