Большие девочки не плачут - [80]

Он думал, что любит ее, но вместе с тем отдавал себе отчет в том, что она прибавляет в весе. Пока она была стройной и красивой, и, похоже, в последнее время ее вес стабилизировался, но он не мог не задаться вопросом — как он себя почувствует, если она вернется к своим первоначальным габаритам? Марина никогда его не спрашивала. Она знала, что скорее всего он соврет. Но она также верила и в то, что несправедливо подвергать его подобным испытаниям.

Когда она влюбилась в Энди, это был веселый, умный мужчина, которому нравилось то же, что и ей. Но именно он когда-то обращался с ней, точно с прокаженной, подорвал ее репутацию как сотрудника и едва скрывал отвращение при ее появлении. Будет ли она испытывать к нему те же чувства, если эта сторона его личности снова окажется на поверхности? Так нужно ли ждать от него, что он будет испытывать по отношению к ней те же чувства, если прежнее неуверенное в себе, невротическое, терзаемое сомнениями существо, притаившееся внутри нее, решит снова взять над ней верх?

И дело не только в том, что раньше она была толстой. Теперь она это знает. Но теперь легче отталкивать людей, приближать их к себе, нравиться им. Да, Энди так и не удосужился выяснить, разделяет ли толстая Марина его интерес к книгам, но и Марина никогда не пыталась узнать, разделяет ли грубоватый Энди ее увлечение музыкой.

«Стала бы ты любить Энди, будь он пустым человеком? Задай себе этот вопрос. И сама ответь на него».

Кто это сказал? Марина не могла вспомнить, когда этот голос впервые заговорил с ней, но, услышав его, содрогнулась. Это не мог быть Бог, потому что она была уверена, что запрятала эту правду так глубоко, что даже Он не смог бы отыскать ее. Значит, остается она сама. И она не отступится, пока не ответит на этот вопрос.

Поэтому она и задала его. Этот Вопрос. Который нельзя задавать. Марина, каково было бы твое отношение к Энди, если бы он начал съедать 8 тысяч калорий в день и заметно распухать день ото дня, пока не стал бы весить двадцать стоунов? Я бы по-прежнему любила его, говоришь ты, в глубине он оставался бы таким же человеком. Нет, это не так, говорит голос. Он бы тогда стал совершенно другим человеком, который ест намного больше, чем нужно, уродует свое тело и превращается в того, кого общество осуждает, и ему это известно. Он бы весь изменился, вольно или невольно, и превратился бы в человека, который выглядит и ведет себя по-другому. Он бы стал другим человеком.

А отсюда возникают и другие вопросы. Как насчет того, чтобы заниматься с ним сексом — эта огромная масса со складками жира наваливается на твое изящное гибкое тело, приподнимается и опускается и трется о него в потном вожделении? Шума, хлюпанья наверняка прибавится, это уже будет что-то другое, отнюдь не атлетические кувырканья, которые доставляли тебе столько удовольствия. Приложи руку к сердцу и скажи, что для тебя это не будет иметь значения. Видишь — не можешь! Она действительно не могла.

Или давай соври что-нибудь насчет того, что тебя волнует, чтобы он как можно дольше был здоров. Она уже собралась было это сделать, как голос опередил ее. Помнишь старый анекдот о том, как женщина хочет только одного — чтобы он был счастлив?

Хватит, хватит, хватит!

Ну вот. Она задала этот вопрос. Вернее, вопросы. Но не ответила, да это и не нужно. Я такая же, как все, подумала она грустно. Я теперь не только похожа на других, но и думаю, как все. Как бы там ни было, это самопознание помогло ей острее понять, почему Энди раньше был жестоким. Однако вина в данном случае распределялась неравномерно. Энди проявил присущую ему агрессивность, тогда как Марина действовала молча и обдуманно. Он был больше виноват, вот почему ему сильнее хотелось уйти от темы, которая всегда угнетала их своей недоказанностью.

Они с Мариной были вместе уже два месяца и почти не расставались. В агентстве теперь все об этом знали. Их отношения, к восторгу следивших за ними коллег, развивались, как в странной мыльной опере.

Никто не говорил о том, что между ними стоит Берлинская стена, тщательно охраняемая с обеих сторон. Об этом не говорили и Марина с Энди. Решение о включении кого-то из них в состав совета директоров должно было быть принято через несколько недель. Но теперь все было не так однозначно, как несколькими месяцами ранее. Энди привлек в компанию несколько небольших сумм, пусть и не чета трем миллионам фунтам от «Спарклиз», но все же оставалась какая-то надежда в далеком будущем превысить их.

Он добился впечатляющего успеха, но в результате был вынужден работать еще напряженнее. По иронии судьбы именно его растущая любовь к Марине придавала ему силы упорнее трудиться. Он и сам над собой посмеивался, когда думал о своем личном вкладе в совершенствование этой женщины, которую когда-то презирал, и старался забыть о том, что она его соперник. Стремление к повышению по службе занимало совсем иное место в его жизни. Кроме того, ему не хотелось думать о том, каковы станут их отношения, когда одного из них выберут в совет вместо другого. Но до этого еще далеко.

Им было легко работать вместе, они с удовольствием занимались делами «Спарклиз». Разумеется, основная тяжесть ответственности лежала на Марине, что освобождало Энди для поиска нового бизнеса. Они по очереди обедали и ужинали с Полом Джеромом, который с трудом воспринимал отношения Марины и Энди.