Большие девочки не плачут - [2]

Выяснилось, что оксиметабулин имеет кое-какие незначительные, но весьма положительные воздействия на астму, однако все мыши, которым вкалывали препарат, теряли в весе. Поначалу это рассматривалось как потенциальная проблема. Необъяснимая потеря веса часто служит показателем серьезной болезни. Потом Дэвид понял, почему препарат имеет такое воздействие. Совершенно случайно он подобрал состав, который произвел переворот в обмене веществ у мышей.

Не было решительно никаких причин считать, что этот состав будет воздействовать и на людей. В конце концов, американский протеин тоже, очевидно, не был готов оказывать нужное воздействие на человека, и маловероятно, чтобы скромное открытие Дэвида оказалось более эффективным. А работая в маленькой лондонской лаборатории с ограниченными средствами, он никогда бы не довел проект до такой стадии, когда можно было бы начать испытывать препарат на людях.

Неукротимое стремление к славе и слабеющая поддержка управляющей банка заставили его пойти на огромный риск. Презрев все этические нормы и правила, он сам принял пробную дозу оксиметабулина. Он чувствовал, что терять ему нечего, а обрести можно все.

Спустя месяц он сбросил двенадцать фунтов. Теперь ему было предназначено стать объектом внимания всего мира.

ГЛАВА 1

Аппетит за обедом разгорался все больше и больше. Марина Ризенталь исполняла роль толстушки, которой не следует переедать на людях, и потому она ковырялась в жаренной на гриле рыбе и салате в надежде на то, что новый клиент их фирмы, Пол Джером, спишет ее комплекцию в пятнадцать стоунов на редкое заболевание желез.

— Как насчет ликера, Марина? — спросил Пол. — Я бы выпил, если выпьете и вы.

Марина уступила, и после третьей порции «куантро» беседа незаметно перетекла в пошлое русло. Пол рассказывал ей о своих женщинах так, будто и она была мужчиной, а не тем, кем обычно, — бесполым коллегой.

Марина пришла к заключению, что о таком мужчине остается лишь втайне мечтать. Еще будучи юной толстушкой, она поняла, что все мужчины, которые не принадлежат к отбросам общества, не безобразны от природы и не имеют наклонностей психопата, просто не попадают в круг ее общения. С этим она и жила. Когда официант уносил их бокалы, Марина окинула Пола оценивающим взглядом. Все на месте. Темно-карие глаза под цвет волос и ни капли жира. Явно в отличной форме. Интересно, о чем он думает, глядя на ее огромное рыхлое тело? Она попыталась скрыть неподдельную симпатию к нему, неумело изобразив на своем свинячьем лице нелепую пародию на сексуальную привлекательность, отчего Пол громко рассмеялся.

— Как насчет сигары, Пол? — спросила она. — Я бы закурила, если закурите и вы.

И они закурили.

Пол выпускал сигарный дым ровными колечками.

— Обед был превосходный, Марина. Первый из многих, надеюсь.

Марина взглянула на него, широко раскрыв глаза, и произнесла с притворной застенчивостью:

— Вы наш клиент, мистер Джером. Если вы твердо настаиваете на том, чтобы я ходила с вами по баснословно дорогим ресторанам, то мне остается лишь повиноваться. В конце концов, и без меня в ТНСВ найдется немало коммерческих директоров, готовых страдать подобным образом.

Пол рассмеялся.

— Да, но ведь они все мужчины. А я всегда предпочитал женское общество.

Марина ощутила трепет, оттого что в ней признали женщину, и глубоко затянулась сигарой. Эту привычку она завела недавно в стремлении привести в гармонию свою индивидуальность и габариты. На какое-то время повисло молчание. Они оказались настолько похожи друг на друга, что она едва не заплакала.

Помолчав еще немного. Пол вторгся в ее грезы.

— Не о том ли вы думаете, о чем думаю я?

Марина выдала свою лучшую заговорщицкую улыбку.

— А о чем думаете вы?

(Сильно сомневаюсь, чтобы вы заметили, как официант только что отнес к соседнему столику две порции «Смерти от шоколада». И вряд ли вы думали о том, как бы тайком пронести одну порцию в женский туалет и съесть ее там под шум сливающейся воды — чтобы никто не слышал, как вы глотаете. Вот о чем я думаю.)

Пол огляделся.

— Я думал о том, как нам повезло, что мы можем вот так жить.

Он с любопытством взглянул на Марину.

— Знаете, что мне в вас нравится?

Марина съежилась от страха. Она знала, что это не ее прекрасные глаза, хотя она и потратила десять минут, накладывая тени для век, чтобы глаза казались больше. Как и не то, что она одевается со вкусом, хотя и отдала больше ста фунтов стерлингов за кусок роскошного шелка, перекроенного в накидку, которая якобы скользит по бедрам, скрашивает недостатки фигуры и маскирует грудь. Да и не рост в пять футов десять дюймов, который, будь она менее тяжеловесной, был бы прекрасным дополнением к шести футам двум дюймам Пола.

— Удивите меня, — сухо произнесла она.

— То, что я могу с вами разговаривать. И не только о делах, хотя вы наверняка знаете и о «Спарклиз», и о рынке средств для мытья посуды не меньше, чем я. Я могу говорить с вами о чем угодно. Как с другом. Или с сестрой.

То была не его вина. Он и не понимал, сколь обидным может быть сравнение с другом/сестрой для женщины, которая мечтает о том, чтобы в ней видели страстную сирену, бездумную куклу, сексуальный объект — все что угодно, но только не друга или сестру.