Большевизм: шахматная партия с Историей - [10]

Так называемые «буржуазные» реформы 1860-х годов не привели к возникновению бессословного общества и созданию механизма общественного контроля над бюрократией. В ситуации капиталистической трансформации экономики возникли крайне благоприятные условия для расцвета коррупции и финансовых махинаций в среде чиновничества. В то время был весьма популярен анекдот об одном высокопоставленном чиновнике, который на предложение — «Ваше превосходительство, я дам вам пять тысяч, и никто об этом не узнает!» — запросто ответил: «Давайте десять и рассказывайте, кому хотите!»

Многие чиновники правительственного уровня буквально находились на содержании западноевропейских финансовых магнатов. Например, опубликованные материалы позволяют с высокой степенью достоверности говорить о закулисных связях с Ротшильдами (основавшими в 1886 году Каспийско-Черноморское нефтепромышленное и торговое общество) директора Горного департамента (в 1891–1896 годах) К.А. Скальковского и директора Департамента торговли и мануфактур В.И. Ковалевского[40].

Российский чиновник был поставлен в особо благоприятные условия, так как в случае жалоб со стороны частных лиц, в соответствии с «Судебными Уставами», предание его суду зависело от усмотрения его начальства, если только в действиях чиновника не было прямого нарушения законов[41]. Разумеется, подобное положение дел не могло не вести к системе круговой поруки. Более того, сама структура аппарата государственной власти создавала широкое поле для злоупотреблений. В Российской империи до 1906 года не было консолидированного правительства. Пост председателя Комитета министров являлся номинальным, министры подчинялись только монарху, и степень влияния того или иного министра зависела от степени его близости к престолу. Основную нагрузку в системе управления несли два министерства — министерство финансов и министерство внутренних дел. Соответственно главы этих министерств получали больше возможностей административного влияния. Особо привилегированное положение занимало Министерство иностранных дел, но и оно во многом зависело от воли монарха и придворных интриг. Подобная структура неизбежно вела к формированию клановой системы власти и расстановке чиновников по критерию личной преданности тому или иному сановнику. Высокие профессионалы и люди чести, как правило, выдавливаются из клановых систем самой средой.

Социальный состав чиновничества был весьма неоднороден. По данным Н.А. Рубакина, который ссылается на итоги переписи 1897 года, в Российской империи (за исключением Финляндии) насчитывалось 435 818 чиновников. В то же время по официальным данным на государственной службе в 1900 году состояло 159 476 человек[42]. Последняя цифра, скорее всего, отражает количество табельных чиновников и не учитывает земскую администрацию («третий элемент»), администрацию железных дорог и т. д. Петровская табель о рангах, как было сказано выше, сохраняла свое значение, превращая чиновников по выслуге в личных, а затем и в потомственных дворян. Но большая часть мелких чиновников навсегда оставалась разночинцами, не говоря уже о выходцах из мещанского сословия. Именно эти люди формировали низовые структуры административного аппарата, именно от них зависело качество выполнения принимаемых наверху решений. Эти люди несли на себе печать своей среды, а именно: низкий уровень культуры, отсутствие нравственных табу (очень часто маскировавшееся внешней религиозностью), корыстолюбие и меркантильность в личных отношениях. Чиновный мир прекрасно описан в русской литературе конца XIX — начала XX века, и это описание в комментариях не нуждается. Стоит только добавить, что чиновничество являлось носителем власти, и в условиях, когда власть одного чиновника была ограничена лишь властью вышестоящего чиновника, оно постепенно начинало играть самостоятельную роль в системе управления. Можно говорить о глубоком кризисе самодержавной монархии, утратившей контроль над своей административной системой, которая, в свою очередь, очень быстро теряла дворянский характер и наполнялась разночинцами.

Подтверждением тому являются опубликованные воспоминания крупного чиновника Министерства промышленности и транспорта Александра Васильевича Ивановского. В них он особо обращает внимание на противоречивый характер взаимоотношений правящих классов и аппарата управления царской России: «Под правящими классами я подразумеваю поместное дворянство и с большой натяжкой буржуазию. Но как раз именно эти классы почти совершенно не были представлены на высших должностях в большинстве министерств. Высшие классы служили в некоторых известных наперечет гвардейских полках и отчасти в губернаторах, рассадником которых являлся Преображенский полк и в меньшей степени некоторые полки гвардейской кавалерии. Из министерств они служили, пожалуй, в министерстве иностранных дел и в некоторой дозе в военном и морском. Министерство путей сообщения находилось всецело в руках инженеров путей сообщения, очень замкнутой касты, пополнявшейся главным образом детьми мелкого дворянства, с небольшой прослойкой старой поземельной аристократии. Горный департамент всецело находился в руках также замкнутой касты, менее сплоченной, чем инженеры путей сообщения, и пополнявшейся главным образом из разночинцев и отчасти детей горных инженеров. В морском министерстве преобладали старые морские фамилии из мелкого дворянства. В военном министерстве господствовали офицеры Генерального штаба, также довольно замкнутая каста самого пестрого происхождения. Относительно министерства внутренних дел мой хороший приятель Витте (однофамилец, но не родственник министра), занимавший видный пост в этом министерстве, уверял меня, что у них имеется особо секретный циркуляр, которым не рекомендуется принимать на службу в центральные учреждения министерства лиц с[о] значительными личными средствами или сыновей богатых родителей, как элемент слишком самостоятельный и недостаточно покорный. В министерство народного просвещения и государственный контроль шел самый густой разночинец»