Большевики - [29]

Русское общество конца 50 – 60-х годов не примирилось с появлением сердитых молодых людей. Прежний тип радикала a la Герцен являл собой культурного человека с изысканными манерами. «Новый человек» рассмеялся бы вам в лицо, если бы вы заговорили об идеалистической философии, и насмехался бы над всем, что не связано с наукой или революцией. Хуже того, «новый мужчина» объединился с «новой женщиной», которая коротко стригла волосы, спорила с родителями и намеревалась изучать анатомию, чтобы стать врачом и работать среди простых людей. Для консерваторов все эти ужасы свидетельствовали о том, что ослабление режима, наступившее после смерти Николая, зашло слишком далеко; следовало обуздать молодежь. Когда за несколько лет невоспитанность обернулась политическим террором, консерваторы испытывали горькое удовлетворение, говоря: «Мы вас предупреждали». Радикалы с тоской наблюдали за экстравагантным духом нового поколения во главе с Чернышевским, но они видели в этом запоздалую реакцию на ограничения и жесткость николаевского режима. Но сожалея о грубости преемников и, вероятно даже, как это, забывшись на минуту, делал Герцен, приписывая их поведение низкому социальному происхождению новых лидеров, больше всего они опасались всплеска политической активности новых людей.

В политике Чернышевский был столь же расчетлив и осторожен, сколь наивен и противоречив в художественной сфере деятельности. Он действовал крайне осторожно, чтобы нельзя было обнаружить его связь с какой-либо революционной организацией. Он подвергал самодержавие жесточайшей критике под самым носом цензуры, используя с этой целью свои статьи, печатавшиеся в журнале «Современник», связанные с такими вопросами, как события в Австрии, Древнем Риме, или политикой Франции во времена революции 1848 года. Его намеки были ясны не только посвященным, но и широкой публике. Язык Чернышевского был образцом «эзопова языка», который Ленин и его соратники весьма удачно использовали в борьбе с цензурой.

Русская политика конца 50-х – начала 60-х годов представляла собой необычное явление. Большая часть радикалов никогда не была так далека от того, чтобы превозносить царя за те или иные реформы. Самые осторожные из либералов уже были готовы прибегнуть к насилию, если царь не услышит их просьбы и не погасит народные волнения. Политическая деятельность Чернышевского имела отношение и к тем и к другим. В реальной политике он был, подобно большинству своих современников, и радикалов и либералов, последователем Герцена. Именно благодаря Герцену у Чернышевского еще в юности зародилась идея служения народу и связанного с ней риска быть арестованным или сосланным. Ближайшие цели, которые ставил Чернышевский для России 50-х, повторяли призывы «Колокола»: освободить крестьян вместе с землей (коммуна станет основой будущего социализма), покончить с цензурой и созвать народное собрание.

Но пылкий революционный темперамент не мог и не искал успокоения в разного рода реформах и заявлениях. Даже Чернышевский пришел в восторг и испытал чувство благодарности к Александру, услышав сообщение, что император собирается освободить крестьян. Хотя не только обещанная реформа, а весь набор чувств и соображений толкнули его на путь бескомпромиссной борьбы с режимом. Герцен и либералы все еще сохраняли иллюзии в отношении императора, вызывая тем самым все большее негодование радикальных сотрудников «Современника». Добролюбов и Чернышевский клеймят позором умеренных и либералов. Весьма прозрачно они пишут, как либералы и средний класс повсюду, в той же Франции после 1848 года, «продают» людей и, охраняя классовые интересы, мирятся с репрессивным режимом. Обломов для «Современника» олицетворяет действующих из лучших побуждений аристократию и бюрократов. Герой знаменитого романа Гончарова – «лишний человек», постоянно мечтающий о серьезных поступках, но не имеющий достаточных сил и храбрости для их исполнения.

Чувства нового поколения выразила знаменитая фраза из известного письма в «Колокол», напечатанного в 1860 году и подписанного А. Русский.[39]

Автор призывает Герцена прекратить восхваление императора и оставить надежды на возможность революции сверху. Он формулирует позицию истинного революционера: «Чем хуже, тем лучше для нас». При Николае каждый пришел к убеждению, что только силой можно добиться человеческих условий для русского народа. Теперь, при Александре, либералы запутывали народ бессмысленными заявлениями о спокойствии и терпении, «…следовательно, кое-кто теперь сожалеет о Николае. При нем (необходимая) работа была бы доведена до окончательного результата». Из-за идиотской веры в добрые намерения царя-самодержца Россия всегда будет пребывать в рабстве. «Колокол» не должен восхвалять императора. «Наше положение трагично и невыносимо, ничто не поможет, кроме казни».

Письмо ознаменовало новую эру в русском революционном движении. Теперь единственным способом очистки общества станут революция и насилие. Царский режим разделял презрение писателей к «либеральным помещикам, либеральным профессорам, либеральным авторам». Именно парадоксальная ненависть интеллигенции к своему классу, на который она больше всего рассчитывала в деле разжигания костра революции, сформировала крепкую психологическую связь между Чернышевским и Лениным.