Больше чем слова - [2]

Она показала мне, что такое реальное и истинное. Она пообещала, что меня ждет кто-то предназначенный мне, кто-то особенный, и я ей поверила. Мама была моей героиней.

Но она так и не сказала мне, что, черт побери, случится, когда наконец найдешь того человека, а он вдруг женат на другой. И ты замужем за другим. То есть в двенадцать лет о таком ведь не спрашивают, так?

А теперь слишком поздно, потому что мамы больше нет.

Ты что-то делаешь со мной

Глава 1

Пятница, 13 октября 2006 года

Стефани

– человек несуеверный. Не из тех, кто из кожи вон лезет, лишь бы не пройти под приставной лестницей, отдает честь сорокам и вытворяет прочую чепуху. Какая трата времени! На мой взгляд, вселенной на нас наплевать, она едва ли станет портить кому-то день только потому, что ему случилось пройти под приставной лестницей. Или потому, что тринадцатое выпало на пятницу. Но кое-кто ведь до умопомешательства себя из-за такого доводит, правда?

В конце концов, если что-то дурное должно случиться, оно произойдет невзирая ни на что – будь то пятница, конкретный месяц или расположение планет.

Мы едем уже около часа. Мы, наверное, почти приехали.

Моя голова кренится к окну с пассажирской стороны и время от времени легонько стукается о подголовник, пока мы несемся по сельским дорогам. Мне отчаянно неудобно, но, если я и дальше буду так сидеть, Мэтт, возможно, решит, что я заснула, и не придется разговаривать. Он слишком гонит по петляющим загородным шоссе на своем «BMW Z4» цвета голубой металлик. Мэтт всегда слишком быстро водит.

Теперь мне жаль, что я вообще согласилась на эту поездку. Но это было необходимо. Оливковая ветвь, если хотите. И кроме того, это заставит их на добрые пару месяцев перестать меня донимать.

– Стеф? – весело окликает Мэтт. – Я знаю, что ты не спишь.

Я поворачиваюсь лицом к нему, выдавливаю слабенькую улыбку и наклоняюсь за солнечными очками, которые у меня в сумке под ногами. Надев очки, я поправляю горчичный шарф крупной вязки. Поначалу цвет мне не слишком нравился, я боялась, что он не подойдет к моим волосам, ведь от природы я платиновая блондинка.

Шарф оказался идеален для осени, а это мое любимое время года. В осени я люблю все: краски, резковатый холодноватый ветерок, даже ее звук (да, у осени есть свой звук!). Мне даже замуж хотелось выйти осенью, но Мэтт настоял на лете по уйме разных причин, с которыми я не соглашалась. Поэтому 16 июля 2007 года я стану миссис Стефани Байуотер.

– Я хочу, чтобы ты отлично провела уик-энд, – с чрезмерным энтузиазмом говорит Мэтт.

Недавно он коротко подстригся и все еще учится, как носить короткую стрижку. Как и я, он от природы блондин. Люди вечно отпускают на этот счет замечания, мол, мы похожи на шведов или что у нас будут красивые дети, «когда придет время». Короткие волосы Мэтт уложил гелем перьями под Дэвида Бекхэма, последний писк моды. Ему идет, кстати.

– Я постараюсь, – говорю я, присовокупляя к ответу вежливую улыбку, на самом деле тщетную, поскольку он смотрит на дорогу и не видит моего лица. Однако эмоция-то за этой улыбкой есть.

– Просто погрузись в происходящее, Стеф, – продолжает Мэтт, – постарайся вписаться. Прикоснись к тому, что когда-то тебя радовало. Ты же раньше любила искусство, фотографию и все такое…

Посреди этой нотации мотор машины набирает обороты, словно подчеркивая, что Мэтт на самом деле хочет до меня донести.

– Джейн сказала, тебе будет полезно…

– Ага, знаю, – вздыхаю я, глядя в окно на поразительной красоты пейзаж.

– Восстановить связь с прошлым. Вернуть себе самоуважение… – продолжает Мэтт.

– Ага. Самоуважение. Восстановить и все такое… – поддакиваю я.

– Оставить разное позади…

Разное.

– Да. Точно. Никакого больше разного… – отвечаю я.

– Прости, детка, ты знаешь, о чем я. Просто хочу, чтобы тебе полегчало, вот и все.

– Да, знаю. Все в порядке…

Не поймите меня превратно, я знаю, что люди просто стараются помочь, но я хочу, чтобы меня оставили в покое. Просто хочу «быть», остальное приложится. Но нет. Вечно им надо докапываться, звонить друг другу тайком, строить озабоченные мины, обрывать разговор, едва я войду в комнату, от чего становится ослепительно очевидным, что говорили обо мне. Мне бы так хотелось, чтобы они просто отступили. Отец с сестрой хуже всех. Они – заодно с Мэттом – организовали сам этот уик-энд. Эбони «помогала» мне укладываться (уж и не знаю, почему в возрасте двадцати шести лет мне требуется помощь, но подозреваю, что это, чтобы убедиться, что в сумке у меня нет ничего подозрительного или нелегального). Честно говоря, если я и не питаю особых восторгов или большого энтузиазма, что проведу все выходные на «Творческом воркшопе «Искусство и фотография на выходных» в просторном вычурном поместье в Суффолке, то определенно я испытываю некоторое облегчение, что уеду от всех постоянно надоедающих мне доброжелателей.

Это предложила мой врач-психотерапевт доктор Джейн Корин. Я сидела у нее в кабинете (как делала это раз в две недели на протяжении трех месяцев), а она вдруг предложила, чтобы я восстановила свою связь с тем, что мне когда-то нравилось. Лето как раз заканчивалось, солнечные лучи лезли в прорези жалюзи на окнах ее кабинета. Особого комфорта я в этом помещении никогда не испытывала. Диван у нее из жестких, какие обычно стоят в приемных у дантистов, неудобный и непривлекательный. Он светло-серый с черными стежками, возле каждого подлокотника – по аккуратной белой подушке. Не такого ведь ожидаешь, да? И когда психоаналитик говорит: «Проходите, ложитесь на диван и расскажите о вашей матери», то хотя бы надеешься на удобный, черт возьми, диван.