Больше, чем мы можем сказать - [47]

спокоен насчет своей машины. По крайней мере, со мной.

Мы выезжаем на Главное Шоссе, дворники скользят по лобовому стеклу туда –

сюда.

– Я не хотела тебя обидеть, – говорит Эмма. – Своим вопросом.

– Ты не обидела. – Я делаю паузу. – И это был не вопрос.

– Когда твоя мама открыла дверь, я подумала, что, может быть, ошиблась домом.

Я почти извиняюсь, но потом гадаю, уместно ли это.

– Я никогда не уверен, как объяснить.

Ее голос становится осторожным.

– Ты не упомянул этого, когда рассказывал мне о том, как тебя усыновили.

Я рад, что сижу за рулем, и что извивающаяся дорога занимает значительную часть

моего внимания. Не знаю, как ее истерика вдруг превратилась в разговор обо мне, но это

кажется несправедливым.

– Я не думаю об этом, пока люди не узнают об этом и начинают докапываться до

меня по этому поводу.

Шокированное молчание наполняет машину, и я осознаю, что только что сказал.

– Ты поэтому носишь толстовки? – спрашивает Эмма. – Потому что ты белый?

– Нет. – Я потрясенно смотрю на нее. Никто никогда не спрашивал подобного. Я

никогда не задумывался об этом. Я гадаю, думают ли другие люди так же. – Меня не

смущает то, что мы не похожи.

Сила ее мыслей могла бы, наверное, управлять этой машиной.

– Для тебя это болезненный момент?

Я не могу понять по ее тону, осуждает она меня или жалеет.

– Нет. – Никогда еще я не был так благодарен за дождливый день и дорогу, которая

требует моего внимания. – Все дело в том, что подобные вопросы возникают на каждом

шагу. Знаешь, когда я был ребенком и гулял где-нибудь с Джеффом, меня постоянно

останавливали люди и спрашивали, все ли у меня хорошо. Мой отец – мой биологический

отец – истязал меня каждый божий день, и все думали, что он замечательный отец. Его

никогда не подвергали сомнению. Джефф – самый милый человек, которого можно

встретить, и люди останавливали нас в продуктовом магазине и спрашивали, все ли со

мной в порядке. Как будто, это он собирался навредить мне.

Эмма таращится на меня.

– Я... прости. Я не знаю, что сказать.

– Ты не должна извиняться. Дело не в тебе. Дело во всех.

– А тот другой мальчик... с которым ты дрался. Кто он?

Каждый раз, как я вспоминаю об этом, мои плечи напрягаются.

– Мэтью. Он на опеке. Живет с нами всего несколько дней.

– Так... что он...

– Перестань. – Я бросаю на нее короткий взгляд. Весь этот разговор подстегивает

меня, а я и так уже был на пределе этим утром. – Я рад отвлечь тебя разговором, если это

то, что тебе действительно нужно, но это ты рыдала у меня на груди в коридоре.

Ее глаза широко распахиваются от удивления, но затем она поворачивается к окну.

Явный отказ говорить.

– Если не хочешь со мной разговаривать, зачем залезла в машину?

Эмма поворачивается, чтобы посмотреть мне в глаза.

– Ладно. У тебя есть какая-нибудь хорошая, обнадеживающая цитата из Библии о

разводе?

Ее слова – словно направленное на меня заряженное ружье. Я не могу говорить.

Эмма тоже молчит. Она, кажется, даже не понимает, какую весомость имеют ее

слова.

Несколько миль мы едем молча. Уязвимость и стыд сменяет гнев, который

наполняет салон машины.

– Чего ты от меня хочешь? – наконец спрашиваю я.

– Я не хочу говорить о своих родителях.

Я бросаю на нее взгляд. Она все еще смотрит в окно. Руки скрещены на груди.

Я уже чувствую себя закрытым ото всех людей в моей жизни, но это кажется

преднамеренным. Я рассказал ей о сообщениях моего отца. С ней я чувствовал себя в

безопасности.

Я думал, что она тоже чувствует себя в безопасности со мной.

Я стараюсь стряхнуть с себя наваждение. Я облажался. Я стискиваю челюсти.

– В смысле, ты хочешь, чтобы я ехал дальше?

– Просто отвези меня обратно в школу.

– Ладно.

– Ладно.

Дождь прекращается, когда я заезжаю на парковочное место. Нам приходится

припарковаться далеко сзади, потому что большинство парковочных мест теперь занято

студентами.

Выбравшись из машины, Эмма направляется к главному входу.

Я иду к боковому.

Я ее не останавливаю. Она не останавливает меня.

Мы идем каждый своим путем.

И каким-то образом я чувствую, что проблем навалилось еще больше, чем было до

того.

Глава 23

Эмма

У меня дрожат пальцы, когда я проскальзываю на вторую пару. По какой-то

причине мое воображение представляло, что школа, возможно, свяжется с полицией и те

вышлют поисковый отряд. По пути от машины до входной двери, я придумала целую

историю о том, как проспала и забыла домашнее задание, что и привело к слезам в

коридоре, пока добрый старшеклассник – Рев – не предложил подвезти меня домой, чтобы

забрать необходимое.

Все зря. Очевидно, никто ничего не заметил. Или всем плевать.

Однозначно, прогулять занятия гораздо проще, чем я ожидала. Мне следовало бы

почаще это делать.

Даже Кейт не обращает внимания. Когда я сажусь на стул на уроке Американской

Истории, я застаю ее в тот момент, когда она рисует маркером на лаке для ногтей. У нее

потрясающий макияж, с маленькими стразами вдоль век и яркой помадой. Совершенно

недопустимо в школе, но это никогда ее не останавливало.