Больше, чем друг - [5]

— Ты о чем?

Эндрю щелкнул пальцами.

— Ты ревнуешь.

— Спятил, — ответил я.

Не первый год народ поддразнивает меня, что я тайно влюблен в Делию. И пока что ни одно из этих жалких замечаний меня не задевало.

В этот момент зазвенел второй звонок. Мистер Мон достал из портфеля свои записи, прочистил горло и начал толкать речь о том, как нехорошо опаздывать и клевать носом во время занятий. Я уже три года был в средней школе, и поэтому знал, что это была не та лекция, на которую стоило обращать внимание. Если вы слышали хотя бы одну речь в первый день учебного года, считайте, что вы слышали их все.

Размышляя над словами Эндрю, я вдруг почувствовал, что краснею. Это правда: когда дело касалось Делии, я всегда отчаянно защищался. Но только потому, что знаю ребят как облупленных. И не хочу, чтобы кто-то вообразил, будто можно говорить о Делии так же непристойно и грубо, как о других девчонках.

Через несколько минут Мон завершил свою речь на тему «мы-рады-снова-видеть-вас-в-средней-школе-Джефферсона-я-здесь-для-того-чтобы-отравлять-вашу-жизнь». Затем он приступил к перекличке — еще одному захватывающему пункту программы.

Вдруг кто-то с грохотом распахнул дверь. Мон оторвался от списка и застыл. Преподаватели вечно думают, что если добьются контроля над классом в первый же день учебного года, то все оставшееся время смогут плавно плыть но течению без особых проблем. Мон был явно недоволен, что его планы относительно дисциплины пошли прахом.

Я обернулся, чтобы посмотреть, кто это ввалился.

Она стояла в нескольких шагах от двери, словно сомневаясь, стоит ли проходить дальше. В руках у нее была стопка тетрадей, одна из которых грозила вот-вот соскользнуть на пол.

Длинные белокурые волосы были свободно откинуты назад и открывали удивительно высокие скулы и большие круглые глаза. Одета она была в черную мини-юбку и полосатую маечку на тоненьких бретельках.

Я перевел дух, обалдев от этих длинных, стройных ног. Список Эндрю тут же вылетел у меня из головы.

— Фамилия? — рявкнул мистер Мон.

Девушка окинула комнату быстрым взглядом, словно надеялась отыскать сочувствующих. Ее глаза остановились на мне, задержались па долю секунды. Я улыбнулся.

— Ребекка Фостер, — ответила она.

Голос прозвучал спокойно, ее совершенно не смутило, что она только что прервала занятия. Думаю, она просекла ситуацию, но решила, что нет нужды пугаться.

Мон пробежал пальцем по списку.

— Фостер, Фостер, Фостер… — бормотал он себе под нос. Затем оторвался от бумаги: — А вы знаете, который час, мисс Фостер?

Ребекка посмотрела на часы, висевшие над его столом.

— Кажется, девять восемнадцать? — отозвалась она.

— Да, — кивнул преподаватель. — А день в школе начинается в восемь пятьдесят пять. Какие у вас уважительные причины?

Она вышла вперед и протянула ему зеленый листок бумаги.

— Я была в дирекции. Меня перевели к вам из другой школы.

Мон, казалось, был взвинчен. Все остальные молчали. Есть что-то такое в красивой женщине, что заставляет прекратить разговоры и переключить все внимание на нее.

— Ну, хорошо, — смирился Мон. — Почему вы не садитесь? Я позднее повторю вам все, что вы пропустили.

Ребекка мило улыбнулась и проскользнула за парту в переднем ряду. Она впилась взглядом в мистера Мона, словно он был хранителем всех жизненных тайн. Я клял себя за то, что сел на галерке.

Мон снова взял список учеников и продолжил с того самого места, где был прерван. Голос его стал более спокойным и дружелюбным. Должно быть, он решил сменить тактику — сделать так, чтобы детишки полюбили его и сами захотели вести себя примерно.

Я был так занят изучением затылка Ребекки, что Мону пришлось дважды назвать мою фамилию, прежде чем я откликнулся. Вероятно, это все мое воображение, но могу поклясться, что Ребекка слегка выпрямилась, когда я, прочистив горло, произнес: «Здесь».

Эндрю передал мне записку. Коротко и по существу. «Клевая малышка. Фасад и центр!» Смутившись, я разорвал бумажку и сунул клочки в карман. Я не собирался позволять Эндрю вносить Ребекку в свой список в качестве очередного объекта. Думаю, в ней было нечто особенное. Где-то в желудке затрепыхалось предчувствие, что эта девушка будет моей. Вскоре.

Остаток лекции я провел в глубокой задумчивости. Как подойти к ней? Продемонстрировать силу и напористость? Или предстать мягким и застенчивым? Поскольку я практически ничего о ней не знал, то не мог решить, с какой карты пойти. Я не имел представления о том, что за парни ей нравятся. Не ведал, чем она увлекается — музыкой или театром, или, может, она капитан болельщиков. И кстати, возможно, у нее уже есть бойфренд. Я молился про себя, чтобы оказалось, что она перевелась к нам откуда-нибудь издалека. В этом случае вопрос о ее парне отпал бы.

Вряд ли какой нормальный человек откажется встречаться с девушкой только из-за того, что, предположительно, у нее есть возлюбленный, с которым она видится раз в месяц, а то и в два. Я называю это синдромом летнего лагеря. Вы приезжаете в лагерь, встречаете кого-нибудь, каждый вечер целуетесь под деревом или в лодке. А в конце смены объясняетесь в любви и убеждаете друг друга, что год пролетит быстро и следующим летом вы снова встретитесь. После нескольких инеем и одного-двух нескладных телефонных разговоров все кончается забвением. На следующий год вы оба решаете, что уже вышли из того возраста, чтобы отправляться в лагерь. Да, я знаю это по собственному опыту — хотя никогда не забуду те звездные ночи с Эйлин Мейсон.