Большая судьба - [138]

— Меня осенила гениальная мысль! — восклицает, останавливаясь, Петко. — У бога или людей, его сотворивших, недостаточно было, видимо, фантазии. Они придумали рай и ад. По их представлению, каждый добропорядочный человек должен стремиться попасть в рай. А что же рай собою представляет?.. Вечнозеленую кущу!.. Там нет Рилы, нет этих крутых снежных холмов, да и лыжной базы, по всей вероятности, не существует. Нет там этого воздуха, солнца и мороза! Так я понимаю?.. А если так, то я не согласен идти в рай!..

— Тогда смело греши! — посоветовал Ахмед.

— Погоди, Петко, скоро ты заглянешь в ад, — сказал Димитр.

Подъем становится все круче, а тропа извилистей. С двух сторон подступают пропасти. И вот тропа перестает виться. Перед нами тесный, взбирающийся в гору под 45-градусным углом, хребет, который напоминает дамбу или мост. Подниматься по этому хребту в зимнюю пору обыкновенному туристу рискованно. Но настоящие труженики гор позаботились по-братски о таких любителях восхождений, не вооруженных опытом и альпенштоком. Они вбили в гранит толстые стальные прутья и натянули трос. Держась за перила, мы цепочкой медленно покоряем последнюю высоту. Справа и слева в пропастях клубится и течет серая мутная лава облаков. Поскользнешься и, действительно, угодишь в ад. Но не так уж страшен черт, как его малюют… Трос крепок. «Дамба» — застывшая миллионы лет назад лава — прочна. И всем видна вершина. А когда цель перед глазами, то даже по крутизне легко взбираться!

И вот мы твердо стоим у тригонометрической вышки-треножника, возведенного на самой маковке Рилы на высоте 2 925 метров 40 сантиметров над уровнем моря. Точнее, на этой высоте наши подошвы. Какое-то время мы торжественно молчим. Но шутка, словно птица, не может долго томиться в клетке черепной коробки. Она так и просится на волю.

— В данную минуту я как-то особенно чувствую свое преимущество перед тобою, Петко! — говорил Ахмед, глядя сквозь черные окуляры сверху вниз на своего друга. — По меньшей мере на голову моя голова возвышается над твоею. Эрго, я в сей момент являюсь самой высокой персоной на Балканах!..

Петко делает кислую мину и простодушно, по-детски просит Ахмеда:

— Можно, приятель, я влезу на твои плечи?.. Ну что тебе стоит?!

— Ладно, карабкайся! — разрешает Ахмед, сгибая спину. — Чур только, после не говорить, что сидел на ишаке!..

Поудобней примостившись, Петко командует Ахмеду повернуться медленно на 360 градусов и потом заявляет:

— Из нескольких десятков миллионов людей, населяющих Балканы, я имею теперь самый широкий кругозор!

— А как у тебя со зрением? — интересуется Димитр.

— Абсолютное!

— Но Белое море ты видишь?

Белым болгары называют Эгейское море.

— Туман мешает!

— А я его отсюда видел, — мечтательно говорит Димитр. — В одно раннее августовское утро. Воздух был чист, как…

— Как слеза младенца, — доканчивает фразу Петко.

Говорят, что и вправду в ясный летний рассвет с Мусалы глаз может достичь Салоников и синего Эгейского берега. Но сейчас морозно-облачная мгла застилает горизонт, и в пределах видимости лежат только горы. Белые купола, шпили, иглы Рилы. Крыша Балкан!

Чудесное, ранее неведомое чувство рождается где-то в глубине души. Будто, поднявшись на эту вершину, ты завершил нелегкую, интересную работу. А всякий доведенный до успешного конца труд приносит тебе, как известно, ни с чем не сравнимое удовлетворение! Это чувство превращается в радость, которая горячей кровью разливается по жилам, согревает тебя, прибавляет сил и уверенности.

На вершине, кроме нас, разгуливает еще десяток туристов, по внешнему виду — студенты. Пять человек в спецовках хлопочут у деревянных ящиков, сложенных штабелями подле небольшого капитального здания. Уже несколько лет на Мусале действует метеорологическая станция. И всякий раз болгарское радио, сообщая сводку погоды, заключает ее цифрою температуры на Балканском Памире. Недавно, по решению правительства, тут начала строиться астрономическая обсерватория. Здание ее уже готово. Теперь идет оборудование обсерватории.

Нам интересно поговорить с пятеркой отважных монтажников и астрономов, о которых столько необыкновенного писали газеты. Но они, очевидно, спешат использовать просвет в погоде, и им некогда даже между собою перекинуться лишним словом. Мы решаемся добыть право на интервью дипломатическим ходом: предложить свою помощь. Направляемся к ним… И не успев сделать несколько шагов, останавливаемся. Случилось то, чего никто из нас никак не ожидал. Димитр, наш замечательный проводник, закаленный, выдержавший множество трудных испытаний спортсмен, бледнеет, как полотно, и, медленно приседая, опускается на снег. Мы обступаем его, нервничаем. Но русская женщина-врач быстро наводит порядок. Она приказывает Ахмеду, чтобы тот чуть приподнял Димитру голову, а сама считает его пульс. К счастью, у Петко оказывается походная аптечка. И ветеран фармацевтики — нашатырь приводит Димитра в чувство.

Румянец, проступивший вначале пятнами, скоро заливает все его щеки. Димитр поднимается и уже готов таскать ящики. Но врач категорически настаивает, не мешкая, спускаться вниз.