Большая Советская Энциклопедия (ПУ) - [61]

  1833—34 годы начинают последний, исключительно тяжёлый период жизни П. Авторитет первого русского поэта сохраняется за ним, но в основном как эхо славы П.-романтика 20-х гг.; глубочайшие же открытия зрелого П. расцениваются публикой, критикой и даже некоторыми друзьями как признаки «упадка». Лишь немногие, в том числе Н. В. Гоголь, понимают их значение. Несмотря на обещание Николая I быть единственным цензором П., цензура постепенно становится многослойной. Рождение детей, светские обязанности требуют больших расходов; займы из государственной казны ставят П. в унизительную зависимость от властей. На просьбы об отставке и о разрешении уехать на время в деревню для поправки имущественных дел царь отвечает угрозой опалы и запрещения доступа в архивы. В конце 1833 П. присваивают чин камер-юнкера, оскорбительный для его возраста и общественного положения и закрепляющий за поэтом статус мелкого придворного. Вскоре П. обнаруживает, что перлюстрируются его письма. Его репутация вольнодумца и презрение к «новому дворянству» вызывают враждебное отношение к нему высшего света и бюрократической знати, а независимость воззрений, неприятие П. дешёвого фрондёрства навлекают на него нападки либералов. С начала 30-х гг. его травит реакционная пресса во главе с Ф. В. Булгариным.

  В этот трагический период в центре внимания П. по-прежнему исторические судьбы и современные проблемы страны, народа и общества, пути национальной культуры, философское осмысление жизни и истории. Он готовит материалы для «Истории Петра», размышляет над историей Великой французской революции, историей русской литературы, изучает шедевр древнерусской литературы «Слово о полку Игореве», стремится влиять на самосознание общества, неоднократно в различных формах напоминает об участи сосланных декабристов. В 1836 он начинает издавать журнал «Современник», продолживший на новом этапе традиции прогрессивной русской журналистики, собирает вокруг него лучшие литературные силы, публикует ряд собственных критических и публицистических произведений, отстаивая в условиях реакции передовую общественную и нравственную роль литературы, борясь с отжившими и реакционными эстетическими воззрениями и охранительной прессой. Художественное творчество П. в последние годы идёт в известной мере на убыль, уступая место критической, публицистической, теоретической, исторической работе; поэзия вытесняется прозой: П. пишет философскую повесть «Египетские ночи» (1835), где тема истории смыкается с вопросом о сущности поэтического творчества; возникает ряд замыслов и планов прозаических произведений, а также набросков, многие из которых (например, «Мы проводили вечер на даче», «Цезарь путешествовал...») замечательны своей внутренней завершённостью, глубиной, лаконизмом, предвосхищением будущего русской прозы. П. заканчивает «Капитанскую дочку» (1836), где постановка вопросов русской народной, исторической и государственной жизни сочетается с исследованием нравственной проблемы человеческого поведения в сложных исторических обстоятельствах, философские проблемы судьбы. Связь судьбы с жизненным поведением — тема философского гротеска «Сказка о золотом петушке», последней сказки П., единственного поэтического плода третьей «болдинской осени» (1834).

  Стихи последних лет — медитативная лирика нового рода: её интонация повествовательна, философские раздумья лишены поэтических «украшений». Нарастают мотивы глубокой грусти, одиночества непонятого людьми человека, жажда «покоя и воли», мысли о смерти («Пора, мой друг, пора!...», 1834, «Полководец», «Странник», 1835, «Из Пиндемонти», «Когда за городом...», 1836). Однако и в этот период нет места пессимизму и эгоистическому унынию; в стихотворении «... Вновь я посетил» (1835), в философском цикле лирики 1836 (перекликающемся некоторыми внутренними темами с «Подражаниями Корану» и завершающемся пророческим стихотворением «Я памятник себе воздвиг...» — поэтическое кредо и завещанием П.) господствует тон мужественной трезвости, требовательности к себе, величавого раздумья, поднимающегося над невзгодами жизни и устремленного к высшему смыслу бытия.

  В ноябре 1836 П. и некоторые его знакомые получают по почте анонимный пасквиль, оскорбительный для чести жены П. и его самого. В результате обдуманной и коварной светской интриги между П. и поклонником его жены, французским эмигрантом Ж. Дантесом, 27 января (8 февраля) 1837 в предместье Петербурга, на Чёрной речке, происходит дуэль. П. получает ранение в живот и, стоически перенося в течение двух суток тяжелейшие мучения, умирает. Его квартиру на набережной р. Мойки посещают толпы людей самых разных сословий. В поэтических откликах М. Ю. Лермонтова, Ф. И. Тютчева, А. В. Кольцова и др. находит выражение восприятие народом смерти П. как национальной трагедии. Боясь «шума», правительство строго контролирует печать, объявленное место отпевания умышленно меняется, затем тело тайно, ночью, увозят и спешно хоронят в Святогорском монастыре (ныне поселок Пушкинские Горы Псковской области).

  Значение творчества и масштабы гения П. ставят его в ряд величайших, исключительных явлений мировой культуры. За четверть века писательской жизни П., освоив достижения русской и мировой культуры, опыт своих отечественных литературных предшественников и народного творчества, стремительно прошёл несколько литературных эпох — от условных художественных систем 18 в. к развитому реализму, воссоздающему жизнь в её неисчерпаемой многосторонности. Язык П., сочетающий книжные нормы с живыми разговорными, остаётся до сих пор основой русского литературного языка. Художественные открытия П. определили и предвосхитили многое в дальнейшем развитии не только русской литературы (творчество Гоголя, Лермонтова, Н. А. Некрасова, М. Е. Салтыкова-Щедрина, Л. Н. Толстого, Ф. М. Достоевского и др.), но и почти всех областей русского искусства и духовной культуры 19—20 вв.