Большая Охота. Разгром УПА - [35]

после первого допроса, на котором Сергей не только сразу же рассказал о себе, но и жестко и цинично изложил теоретическую основу своего предательства, сказал ему: «В жизни чекиста бывают такие обстоятельства, при которых у него может быть только один выход — погибнуть в бою или застрелиться…»

Еще год жил Нечипоренко в одиночной камере ВТ МГБ УССР, исписав два тома показаний, где детально и откровенно изложил все случившееся с ним…

Спасая свою жизнь, он отдал немцам одну из известных ему конспиративных квартир вместе с радисткой и оставшимися по заданию в Киеве людьми, с тайниками оружия и средствами для проведения диверсионной работы.

Вторую известную ему конспиративную квартиру он оставил для работы с Москвой, женился на радистке, которая не посвящалась им в сотрудничество с немцами, принимал на этой квартире связников из Центра, не сдавая их немцам, получал инструкции и указания, в соответствии с которыми провел целый ряд диверсионных актов. Не сообщил он немцам и известные ему данные о заминировании Крещатика, который начали взрывать по радиосигналам из Харькова, когда стало ясно, что Киев сейчас не вернуть.

В собственноручных показаниях после разоблачения Нечипоренко описал много интересного: «…Вскоре после моего освобождения я был на Крещатике, где должен был состояться парад немецких войск. Начало парада немцы были вынуждены перенести на несколько часов, так как на вывешенном с вечера на фасаде магазина «Детский мир»[55] не менее десяти метров высотой громадном коричневого цвета нарисованном портрете фюрера в полный рост — было написано крупными буквами: «Гiтлер — вызвольник Украiни!»[56] А рукой неизвестного героя, сумевшего проникнуть в охраняемое здание и на веревке спуститься к портрету, мелом, но также крупными буквами под этой надписью стояло: «Вiд хлiба та сала!»[57] Сердце мое радовалось. Я чувствовал себя не одиноким. Настроение немцев было испорчено и тем, что какой-то юноша-подросток в военной форме ВВС бросился к машине немецкого генерала, но был сразу же схвачен немцами. В кармане у него был револьвер, он пытался убить генерала. Не успел. Но еще больше обрадовался я, когда позже начались взрывы на Крещатике, превращая его в груду развалин. Мне были известны два заминированных дома, о такой масштабности я не знал…»

Он успешно вел двойную жизнь. Он выставил немцам свои условия — для зашифровки сотрудничества с СД он, с санкции своих новых руководителей, изобразил перед матерью и братом побег по дороге в тюрьму, и это же самое изложил в объяснении НКГБ после освобождения Киева. С разрешения СД вывез мать с братом к родственникам в село. Обосновал перед немцами нецелесообразность ареста отца Никодима, который якобы должен обеспечивать связь с возможными партизанскими курьерами в том районе. Под контролем немцев продолжил работу со священником и совершенно не хотел сдавать его СД, если бы…

Однажды осенью 1942 года он подошел к машине с немецкими офицерами и собирался сесть в нее, когда неожиданно увидел отца Никодима, с испугом и удивлением наблюдавшего эту сцену. Нечипоренко подошел к священнику и объяснил, что в машине свои, советские разведчики, и что у него есть задание из Центра отправить о. Никодима вместе с матушкой в Москву, для чего в назначенное время тому следует подойти к ипподрому, что в районе Печерска, куда и прибудет вызванный им самолет. Нечипоренко понял, что нужно ликвидировать отца Никодима для безопасности.

Не пришел, однако, Никодим с матушкой Оксаной в обусловленные день и час в темную осеннюю пору на киевский ипподром, где нашел бы смерть свою. Напрасно ждал его Нечипоренко. На следующий же день выехал Сергей в знакомое ему село и увидел наскоро заколоченный дом отца Никодима и заколоченную брошенную церковь. Никто из опрошенных ничего не мог сказать об исчезнувшем отца Никодиме. Пытался Сергей и после войны уже официально разыскать этих стариков — так и не нашел, пропали в горниле войны.

С матерью и братом в период оккупации с санкции немцев встретился всего один раз, снабдил деньгами и продуктами, потом выехали они к родственникам в село, и остался он в их глазах героем-подпольщиком.

Центр с самого начала ареста Нечипоренко дал указание держать это дело в строгом секрете, близко знавших предателя сотрудников по работе строго предупредить о неразглашении, а перед родственниками легендировать выполнении им спецзадания.

Судьба Сергея Нечипоренко неизвестна.

* * *

Каждый день работы обогащал меня все новыми и новыми знаниями. Я буквально наполнялся совершенно неизвестной мне ранее информацией, познавал этот таинственный, полный загадок и неожиданностей мир чекистского труда. Шли дни, недели, месяцы и постепенно у меня появилось новое чувство — секретная, порой необычная работа становилась для меня обыденной. Я уже привык к работе с агентурой, участвовал в нескольких острых чекистских мероприятиях. Учителями были опытные, с многолетним стажем, намного старше меня сотрудники.

И все же вся обстановка в церковном отделе казалась мне не «боевой». Мысли о работе друга моего Вадима Кулешова в настоящем, как мне представлялось, боевом подразделении не покидали меня. Разумеется, не все дела в отделе были «тихими» и неинтересными. Но таких дел даже в те далекие времена было крайне мало, если не считать аресты «воинствующих» сектантов, особенно «Свидетелей Иеговы». У них чекисты изымали антисоветскую литературу, листовки, типографии или другую, в те годы примитивную, множительную технику. И все же все это казалось мне малоинтересным. Но то, что рассказали мне в начале работы в церковном отделе, потрясло меня, молодого чекиста.