Большая Охота. Разгром УПА - [22]

, а внизу мелкими печатными буквами стояло: «Владельцу удостоверения разрешено хранение и ношение огнестрельного оружия», что привело меня буквально в восторг. Я почувствовал себя намного значительнее, чем до этого момента. Оружие — пистолет системы ТТ с двумя обоймами патронов и кобурой БУ[35] я получил через несколько дней из рук веселого старшего лейтенанта — начальника оружейного склада, и по рекомендации старших товарищей хранил его в выделенном сейфе до присвоения воинского звания «лейтенант» приказом заместителя министра Госбезопасности СССР Гоглидзе, расстрелянного год спустя как враг народа…

На работу уже официально по своей должности я попал после обеденного перерыва, то есть после 19.00. Дома, разумеется, ни слова о своей работе. Меня всего целиком окружала тайна, и это наполняло гордостью за то огромное доверие, которым, я в этом был уверен и никогда не сомневался многие годы, меня наделили партия и правительство…

Петр Кузнецов сидел, на том же месте и с той же набивной папиросой. Курил. Закурил и я.

— Поступаешь в мое распоряжение, — сказал Кузнецов и, наморщив лоб и сделав очередную затяжку, продолжал: — Сейчас я ознакомлю тебя с некоторыми схемами наших разработок, введу в курс дела по нескольким делам — формулярам, выделю тебе для ознакомления и чтения пару личных и рабочих дел нашей агентуры, и ты подойдешь к Евгению Семеновичу Курицыну часа через два, он будет к этому времени на месте, а сейчас он в городе.

Спустя пару дней я узнал и понял значение этих фраз: «он в городе», «работает в городе», «пришел из города», «иду в город», что означало работу в городе с агентурой, коей было великое множество. Существовал у каждого оперативного работника с указанием его фамилии так называемый график встреч с агентурой, утвержденный начальником отделения. В таком графике указывалось не менее 12–15 агентов, встречи с которыми проводились минимум дважды в месяц, ну а при необходимости и чаще, с некоторыми иногда и дважды в день, когда было указание свыше — срочно получить, собрать реакцию населения по какому-то определенному вопросу. Я видел графики у некоторых оперработников, в которых было по 30–40 агентов с указанием их кличек. Бытовал в оперативных подразделениях такой термин — «кличка». Имелся в виду псевдоним агента…

Кузнецов, продолжая морщить лоб и напустив на себя великую важность, извлек из сейфа графическую схему размером 1х0,5 м, на которой были отображены связи одного из известных в Киеве еврейских клерикалов «Соломона», разрабатывавшемуся уже несколько лет по делу с окраской[36] «шпионаж».

Попыхивая папиросой и окутываясь клубами дыма от дорогого душистого табака «Дукат», Кузнецов водил остро заточенным карандашом по лежавшей на столе схеме, на которой были обозначены все выявленные связи «Соломона», и давал по ходу детальные характеристики каждой из них, показывая одновременно фотографии, полученные путем секретного фотографирования при проведении оперативного мероприятия НН — наружного наблюдения. Фотографии находились в отдельном большом бумажном пакете, приклеенном к внутренней стороне задней корочки Д/Ф. В центре графической схемы была помещена фотография самого объекта, зафиксировавшая момент его встречи с установленным сотрудником ЦРУ «Роджером», прибывшем на американском сухогрузе в Одессу под видом одного из помощников капитана.

Я с удивлением рассматривал фотографию «Соломона», который то ли что-то передавал «Роджеру», то ли что-то получал от него. «Соломон» — маленький, тщедушный человек, в возрасте между 50 и 60 годами, с ярко выраженными семитскими чертами, пышными пейсами, в большой черной широкополой шляпе, которые обычно носят цадики[37], длиннополом черном пальто, очень старом и изрядно потрепанном, что было видно даже на фотографии. «Роджер», моложавый бравого вида типичный американец в красивой морской офицерской фуражке, в черном кожаном коротком до колен пальто, высокого роста, выглядел явно антиподом рядом с щупленьким и невзрачным «Соломоном». Эта разница вызывала улыбку, которую, конечно же, я не мог позволить себе в такой серьезной ситуации.

— Вот этот маленький и такой безобидный на вид еврей, — как бы уловив мои мысли, сказал Кузнецов, — подозревается нами в шпионской деятельности. Служба наружного наблюдения очень удачно зафиксировала момент передачи сотруднику ЦРУ каких-то пока нам неизвестных сведений и получение от него денег — несколько сот долларов и тысяч советских рублей. Это позже установили «Еленой», — продолжал Кузнецов и, поймав мой недоуменный взгляд, пояснил: — «Еленой» мы называем оперативное мероприятие «Е», а это означает проведение негласного обыска в квартире или вещей нашего объекта. Мы проводим по «Соломону» и другие оперативно-технические мероприятия. Например, мероприятие Т, или, как у нас говорят на оперативном языке, — «Татьяна», что понятно только посвященным. Короче говоря, мы слушаем при помощи стационарного устройства квартиру «Соломона». А есть мероприятие под наименованием «С». Мы называем его «Сергей» — это прослушивание телефонных разговоров. Осуществляется оно и в отношении «Соломона», у него есть телефон. В общем, обложили мы его со всех сторон. Он плотно обставлен и агентурой, но пока мы не имеем прямых доказательств его шпионской деятельности. Работающей по нему агентурой, в том числе очень проверенной, установлено, что Соломон резко антисоветски настроен, ведет среди посещающих синагогу евреев антисоветскую пропаганду, возводя клевету на советскую действительность, на отдельных руководителей нашей партии и правительства. В общем, сволочь и шпион, — закончил на этой ноте Кузнецов.