Большая Охота. Разгром УПА - [157]

Как-то мы с Селивановым по срочному делу выехали в Рава-Русскую. Городок этот стоит прямо на границе с Польшей. Машина по дороге сломалась напрочь. Помощи ждать неоткуда, а время поджимает — впереди встреча с ценным источником. Пробовали голосовать. Проходящие на скорости мощные грузовики с сахарной свеклой, несмотря на стоящих на обочине с поднятой рукой вооруженных военных, проскакивали, не останавливаясь. И тогда рассвирепевший Анатолий Иванович снял с плеча автомат и дал очередь поверх проезжавшей очередной машины, которая сразу же остановилась. В кабине грузовика, кроме шофера, было еще двое парней, которые по команде Селиванова разместились на свекле в кузове, а мы наконец-то согрелись в теплой кабине. Хоть и были в полушубках, но за час стояния на пронизывающем зимнем ветру промерзли, как говорится, до костей. Селиванов сказал мне позже, что, если бы грузовик, несмотря на выстрелы в воздух, не остановился, он бы бил по колесам.

Влюбленный в чекистское ремесло, Селиванов и мыслить не мог о другой работе и другой жизни. Был он предельно принципиален, честен и строг к себе и подчиненным. Карьеру, однако, не сделал и дорос только до начальника отделения управления. Смелый был чекист. На его личном счету не один оуновец был, многие десятки боевых стычек. Об этом Анатолий Иванович не любил рассказывать, считая, что делает обычную для того времени работу.

Несколько раз он отстранялся от должности и даже арестовывался за превышение служебных полномочий и нарушение соцзаконности. Каждый случай тщательно расследовался специально созданной комиссией, которая ни разу так и не смогла найти в действиях майора нарушения правопорядка. Дело прекращалось военной прокуратурой из-за отсутствия состава преступления. А случаи с Селивановым были крайне интересными. Вот один из них. Как-то летом 1950 года спецподразделение МГБ в составе роты с несколькими собаками обнаружило группу оуновцев из 4 человек и стало их преследовать. Оуновцы сначала перестреляли собак, а потом, чувствуя, что от погони им не уйти, заскочили в одну из хат попавшегося по дороге хутора и дали бой. Дело было к вечеру, надо им было выиграть время и потом попытаться к ночи прорваться. Долго гремели выстрелы на хуторе. Оуновцев было четверо, а огонь велся с семи точек. Ничего не мог поначалу понять Селиванов. И все выяснилось только спустя пару часов, когда у оборонявшихся кончились патроны и гранаты. Солдаты ворвались в хату, где несколько человек было ранено выстрелами из пистолета четырнадцатилетним подростком, лежавшим у окна с перебитыми пулями ногами. Рядом с ним был автомат с пустым диском. Это был последний живой из находившихся там людей. Кроме четверых оуновцев из обнаруженных в хате после боя еще трех автоматов стреляли пожилая женщина, ее дочь и сын-подросток, оставшийся в живых. Вот почему автоматная стрельба велась одновременно с семи точек.

В этом бою Селиванов потерял восемь солдат. Было несколько человек тяжело раненых. Ослепленный яростью майор вытащил мальчишку на улицу и расстрелял его здесь же, у хаты.

Из органов был уволен. Долгое время находился под следствием. Ему удалось доказать свою невиновность — шел бой, рота понесла большие потери. Было доказано, что стреляли не только оуновцы, но и хозяева хаты. Мальчик-подросток в данном случае тоже участвовал в бою и, даже сам раненый, на глазах у Селиванова стрелял в его солдат и ранил нескольких. Селиванов был оправдан и восстановлен на работе.

Спустя несколько лет Селиванова все-таки уволили, но не за нарушение соцзаконности, а за любовь. Партизан-разведчик, опытный чекист, он привык вести конспиративную, скрытную жизнь. Совсем молодым человеком еще во время войны он встретил девушку, которую полюбил, страстно. Трагедия заключалась в том, что его избранницей оказалась дочь униатского священника, который вскоре после войны был арестован и сослан в Сибирь. Дочери с помощью Селиванова удалось перебраться в другую область, легализоваться, закончить пединститут и устроиться на работу в городе, где трудился ее любимый. Вскоре появился ребенок. Тайная жизнь, тайная любовь, тайный брак. Попался все-таки Селиванов. Разоблачили его и уволили, исключив из партии. Семью свою Селиванов не оставил…

* * *

30 декабря 1953 года я был отозван в Киев, где меня ожидали новая работа и неожиданные изменения в моей жизни.

В связи с работой в опергруппе и участием в ряде чекистско-войсковых операций в очередной служебной аттестации было записано (воспроизвожу по памяти): «С августа по декабрь 1953 года находился в служебной командировке в западных областях Украины, где оказывал посильную помощь местным органам МВД в ликвидации остатков бандоуновского подполья».

На всю жизнь остались в моей памяти события тех дней, которые по своему характеру были настолько примечательны и необычны, что позволило мне более или менее точно воспроизвести их.

Глава пятая

…Закололо в боку, что-то неприятное шевельнулось в больном кишечнике. Возникшие одновременно с болью спазмы внизу живота требовательно напомнили о том, что делает ежедневно каждый здоровый человек. Сделать это в тех условиях, в которых оказался Лемиш, было нечеловечески трудно. Он лег на спину и стал смотреть в раскинувшееся над ним беспредельный голубой купол с изредка проплывающими облачками. Там, за ними, на еще большей высоте замерли без движения перистые облака, сдерживающие солнечные лучи уже по-настоящему летнего солнца, медленно продвигавшегося к зениту. Становилось жарко. Был конец мая. Боль от мучившей его язвы желудка не проходила. Во рту отдавало чем-то кислым. Обилие слюны, которую он часто сглатывал, означало приближающуюся рвоту. Это с ним было и раньше, но в последние месяцы желудок и кишечник все больше подводили его. Сказывались многолетние скитания с места на место, отсутствие мало-мальски нормального питания. Условия подполья и железная конспирация не позволяли ему обращаться к врачу. Усмехнувшись про себя, Лемиш подумал: «За все в жизни приходится платить. Ты расплачиваешься здоровьем. Зато и среди врагов ты известен под именем «неуловимый». Он вновь горько усмехнулся: «Если это плата за все те муки, которые я перенес в своей жизни и, кто знает, сколько мне отпущено Создателем, и какие муки и испытания еще придется пережить, — то это слишком низкая цена. Я не добился свободы своему народу. Я не оправдал надежд подчиненных мне командиров, десятков тысяч павших в неравном бою хлопцев, всех, кто еще верил и верит в меня. У меня один путь — сплотить вокруг себя остатки вооруженных бойцов и уйти на Запад. Другого выхода нет. Правда, можно попытаться уйти в восточные области Украины. С помощью подпольных групп на востоке легализоваться, приобрести документы на другое имя и направить связных в Мюнхен. Если им удастся пробиться, то наладить связь и продолжить борьбу, готовить кадры для организации сопротивления. Всеми силами сохранить боевой дух подполья.»