Кругом все тряслось и грохотало. Луна панически дрожала в небе.
Гаврюша, прощально сверкнув глазами, исчез, и Серега понял, что сейчас исчезают в разверзшейся земле все призраки старого монастыря и старой больницы, удерживаемые проклятием и освобожденные в эту минуту. Монах, доктор Краев, баба Нюра, Петька… — все! Они нашли упокоение в смерти, они погребены и больше не опасны для людей.
Нет, Серега кое-что забыл! Он забыл о последней строке из заметок доктора Краева: «Пораженный, но не мертвый, а лишь принявший облик упыря, — безвинная жертва, а значит, может быть спасен».
Только теперь Серега понял смысл этих слов.
Малинка, Валентин, папа — они были живы, когда их ранили мертвецы. А значит, их еще можно спасти!
Серега кое-как поднялся на ноги и, дрожа от страха — вдруг опоздал?! — выкрикнул, пытаясь перекричать стоящий кругом грохот и треск:
— Марина! Папа! Валентин!
В ту же секунду его ожгло ужасом: а что, если нужно было назвать отца по имени?!
И он торопливо поправился:
— Николай Ильич Сапожников!
Внезапно наступила тишина — упала с небес, будто огромное темное облако. И, нарушая ее, где-то далеко-далеко прокричал петух…
— Ой, Малинка! — закричала Ольга Владимировна, бросаясь с холма. — Это ты?!
Это была не только Малинка! Они все стояли там, у подножия.
Все трое — безвинных и спасенных.
* * *
Потом, гораздо позже, когда уже закончили наконец обниматься и вытирать слезы, кто украдкой, а кто и открыто, Серега попросил:
— Пап, давай заведем собаку? А? Красного сеттера. И назовем Гаврюшей.
— Поддерживаю обеими руками, — серьезно ответил отец.
— И я заведу красного сеттера и назову Гаврюшей! — воскликнул Валентин.
— И я, — подхватила Малинка. — И мы, да, мам?
— Мне кажется, нам на троих вполне хватит одной собаки, — усмехнулся Валентин и повернулся к Сереге: — Пойдешь ко мне в свидетели?
— Да я ж еще маленький, — пожал плечами Серега.
— Маленький, да удаленький, — сказал Валентин.