Большая книга ужасов — 63 - [110]

– Она была мне сестрой! – прошептал Дегдэ. – Моей младшей сестрой! Моя мать любила ее как дочь! Когда ее родители умерли, мы взяли ее к себе, она была у нас в семье поянго – самое младшее, самое любимое дитя! Мы выросли вместе. Мои родители знали, кем был ее дед. Мы надеялись, что она унаследует дар… А она ушла к этому русскому, вышла за него замуж и стала самой обыкновенной женщиной…

– И за это ты ее отравил? – резко спросил Вальтер.

– Лжешь! – взревел Дегдэ. – Это ты ее убил! Она сама сказала мне!

Никита почувствовал, что сердце его забилось изнутри о каменную клетку груди, словно готово было пробить ее. Он даже подумал, что оба его врага услышат этот грохот.

Но камень не дал трещины, и враги ничего не услышали.

– Что, как всегда камлал, в бубен бил? – ухмыльнулся Вальтер. – И на твой зов прилетела ее душа и открыла тебе эту тайну? Мальчишка вон тоже говорил, что видел ее душу в Буни! Чушь, чепуха! Все это смеху подобно!

– Твоя мать – хэдени, верно? – спросил Дегдэ. – И ты учил наш язык?

– Конечно! – вскричал Вальтер.

– Но ты учил его очень плохо, – презрительно бросил Дегдэ. – Ты не понимаешь, что означает твоя фамилия! «Солгин» по-нанайски – это не шаман, это «простой человек». И ты в самом деле – простой человек! Ты хотел получить от Улэкэн ее наследственный дар, дар великого шаманства, но сам-то ты в этот дар не веришь! Ты не веришь, что шаман может видеть духов и говорить с ними. Как же ты можешь увидеть Омиа-мони, Дерево Душ?! Ты всегда был и остался чужаком! И ты нам чужой, и мы тебе чужие. Наших тайн ты никогда не постигнешь, потому что хочешь получить их только для себя!

– А-а! – взревел Вальтер с ненавистью. – Значит, я чужак? Простой человек?! Не шаман? Ну и ты больше не будешь шаманом!

Он вскинул карабин, но выстрела не последовало. Снова щелчок курка – но Дегдэ вмиг обернулся медведем и одним прыжком скрылся в тайге.

А выстрела снова не прозвучало!

Вальтер чертыхнулся, отстегнул магазин карабина, заглянул в него, бросил, пошарил по карманам – и отшвырнул оружие, проворчав:

– Патроны кончились! Да ладно!

Вальтер бросился прочь от Омиа-мони, и на миг живое сердце Никиты пронзила надежда, что он задумал убежать, но нет: Вальтер подскочил к мугдэкен – засохшей лиственнице, пристанищу мертвых душ – и принялся обирать с нее белую паутину. Сухие ветви обламывались с громким треском, и Вальтер радостно закричал:

– Так даже лучше! Быстрей дело пойдет! Ты измучило меня, проклятое дерево! И если ты не поможешь мне, то не поможешь больше никому! Я тебя уничтожу!

Никита подумал: как же странно, что Вальтер не видит Омиа-мони, но при этом видит мугдэкен, – а потом сообразил: боги сделали Омиа-мони невидимым, чтобы охранить его, чтобы никто не мог причинить вред зарождающимся жизням. А мертвое и так мертво, куда уж хуже-то…

Между тем Вальтер двигался с каким-то невообразимым проворством! А Никита мог только беспомощно наблюдать, как он подтаскивает к Омиа-мони сухие ветки, покрытые седой паутиной.

Оказывается, Вальтер отлично запомнил то направление, в котором находилось Омиа-мони, и, даже не видя его, действовал почти безошибочно, потому ворох ветвей был навален почти вплотную к стволу Дерева Душ. И их становилось все больше.

Вальтер очень старался! Подпрыгивал, повисал на ветвях мугдэкен, чтобы сломать их своей тяжестью, падал, исцарапал руки и лицо, но будто не чувствовал боли. Карабкался по стволу, чтобы наломать еще больше веток, опутанных паутиной. Прыгая вниз, ушиб ногу, стал хромать – но продолжал метаться по поляне, освещенной солнцем… и вслед за Вальтером металась его тень.

Короткая тень без головы!

Никита смотрел на эту тень. Он ведь ничего не мог, только смотреть и думать. И мысли его были необычайно ясны. Ведь он больше ничего не мог – только думать. Теперь многое стало понятно… жаль, что поздно!

Так вот он – кандыках, о котором рассказывала Сиулиэ! Вальтер, а вовсе не Дегдэ!

Значит, это Вальтер звонил в квартиру Зелениных – тогда, в ту ночь.

Вальтер принимал образы то домового, то шамана! То-то Никите казалось, когда он смотрел в глазок, что сквозь шамана он будто видит другого человека! Он видел Вальтера…

Это был Вальтер, который обладал редкостным даром внушения. Вот и Никите внушил, что тот видит домового, потом шамана…

А может быть, образ того сильного и доброго человека, бесстрашного охотника, который пришел к Никите в избушку, тоже был не более чем внушением? Глюком?

Какой же это кошмар… Чудище из болота – реальное существо, и путешествие в Буни было реальным, и сказочный кедр Омиа-мони, и то, что Никита сейчас стоит каменный, – реально. А доброе лицо Вальтера было наваждением…

Теперь, потное, красное, облепленное белесой паутиной, оно напоминало звериную морду.

Злобную морду!

Вся его доброта – наваждение, притворство, глюк, за которым кроется только зло.

Теперь стало совершенно ясно: там, на завале, Вальтер принял вид шамана нарочно, пытаясь напугать Никиту, чтобы он сорвался в ловушку из бревен и сучьев. Вальтер опасался, что домовой и дзё комо снова собьют его с пути, каким-то образом воздействуя через Никиту, и решил бросить его и отправиться в Омиа-мони в одиночестве. У него и мысли не было, что он не сможет увидеть Дерево Душ! Он хотел отломить ветку, а потом вернуться за Никитой. Или не вернуться, что больше похоже на правду… Он же сам сказал, что надеялся обрести огромное могущество, заполучив ветку Омиа-мони. Никите, конечно, предстояло умереть в этом завале. А жизнь полковника Зеленина, потерявшего единственного сына, стала бы кошмаром…