Большая книга ужасов — 56 - [16]

Смелых не нашлось.

Крохотный уголек догорал на конфорке.

Тянуло гарью.

Он выключил бешено исходивший паром чайник, а горелку оставил полыхать во всю мощь. Тараканы перебегали туда-сюда, как партизаны, по краю плиты.

– Кто еще хочет на Канары? – зловеще поинтересовался Сява, наливая себе чаю. – А может, в Египет, а, парни? Горящие путевки со скидочкой, а? Щас, мигом организую.

Он вернулся к плите и нацелился схватить здоровенного рыжего разведчика: тот бесстрашно вскарабкался на дальнюю холодную горелку и нервно шевелил усами.

– Нюхаешь, скотина? – ласково подмигнул Сява. – Сейча-ас мы тебя на курортик, сейчас…

Из комнаты отца послышался грохот и дикий звон бутылок. Сява присел, как таракан, метнулся в коридор и замер, нервно прислушиваясь. Вопль, невнятная матерщина – и вновь зазвучал раскатистый храп. Хорошо, это хорошо. Наверно, папаша просто с дивана во сне спланировал. Это ничего, это с ним бывает.

Резко пахнуло удушливым чадом плавящейся пластмассы – он еще успел удивиться, уж не сгоревший ли таракан так воняет? – и тут какой-то невидимый зверь вцепился ему в поясницу. Когти мгновенно разодрали мышцы спины, и Сява, не помня себя, заорал, задохнулся, корчась от невыносимой боли. Изворачиваясь и колотя себя по спине и бокам, он ввалился обратно в кухню. Вовсю полыхал газ, а кто-то, напавший сзади, вырывал из его спины куски мяса. Откуда-то повалил черный дым. Сява закашлялся, закружился по кухне, роняя табуретки, и рухнул под стол, продолжая дергаться и хрипеть. Откуда ему было знать, что длинный язычок пламени коварно лизнул сзади его китайскую, заношенную до блеска «адидаску», когда он подошел к чайнику! Синтетика сначала затлела, потом радостно полыхнула, мгновенно съежилась и потекла, вплавляясь в его кожу.

Куртка лопалась у него на спине, а ему казалось, что какой-то зверь выворачивает ему ребра и пытается вырвать его лопатки, упираясь в спину когтистыми лапами.

Сява завыл, забился на пределе сил, ударился головой о ножку стола. Стол перевернулся. Следом ему на голову рухнул почерневший потолок, и последнее, что он увидел, – разбегающиеся в разные стороны пылающие огненные тараканы.

Глава 5. Если хочешь – беги…

Встрепанный мальчишка сидел на скамейке перед домом, монотонно раскачиваясь и негромко повторяя вполголоса: «Отче наш, иже если на небесех… отче наш, иже если на небесех… отче наш, иже если на небесех… отче наш…»

Пацан выглядел таким напуганным, что хотелось погладить его по голове, утешить – и он уже протянул было руку… но вдруг понял, что это он, он сам сидит сейчас на скамейке! Медленно, очень медленно в его голове сложилось: пацан – это он, Сашка, и есть! Сидит, перебирает ключи на связке – и бормочет, бормочет себе под нос загадочное: «Иже еси на небесех…» – молитву, которую он так и не удосужился выучить до конца. И качается туда-сюда, как тонкая рябина на ветру.

Тут Сашка окончательно «совместился» с самим собой.

Он перестал раскачиваться, удивленно звякнул ключами. Светлая, легкая ночь стояла вокруг. Над его головой вкрадчиво шелестели березы. Сзади, сразу за скамейкой, начиналось болото, там урчали лягушки, свистели и щебетали бессонные птицы. Во дворе было пусто, машины перемигивались красными глазками сигнализаций. Он был совсем один. На животе его горело и жгло темное пятно, будто на кожу плеснули кипятком или он случайно прижал к пузу раскаленный утюг.

Сашка задрал футболку, отметив между делом, что на нем черные спортивные штаны и что он босиком. В районе солнечного сплетения на коже расплывалось красное пятно. От него исходил явственный, ощутимый жар.

Ожог.

Это самое… как же… обо что он так обжегся?!

Сашка потер переносицу, пытаясь вспомнить. Как мама на дежурство уходила – это он помнил. Бригаду отморозков – помнил, сандалию Биты у своего лица – помнил, доски на полу беседки – помнил, никогда их не забудет… Как он перекисью мазался, как на диван прилег, как мысленно шинковал на мелкие кусочки Черепа с бригадой – отлично помнил… А дальше? Почему он сейчас не дома, в теплой кровати, а здесь, на улице?

Никакого ответа. Пусто. Темно.

Черный квадратный провал словно образовался в его памяти, как вход в бабушкин погреб. Оттуда всегда еле заметно тянуло сыростью, холодом и влажной землей. Сашка вытер лоб, вздохнул, снова зазвенел ключами.

Кажется, он проснулся ночью… Он иногда просыпается по ночам, это нормально. А что дальше было? Отчего он проснулся? От холода, да, точно – от холода. Он попросту замерз. А потом? Кажется… кажется, он что-то нашел… Да, нашел. Нашел что-то… что-то горячее. Он проснулся, а на нем лежало что-то горячее. Но не утюг, нет. Кто бы ему на брюхо утюг-то плюхнул, в пустой квартире?! Вряд ли он такой уж лунатик, что самому себе раскаленные утюги ставит на живот.

А это было что-то… что-то маленькое.

Нет, точно не утюг.

Но дальше в памяти клубилась тьма, как в прошлогодней жестянке из-под печенья. И – ни крошки в углу, ни намека.

Сашка подумал, что надо бы подняться с этой лавочки и идти домой… Покосился на железную дверь подъезда – и остался сидеть. Железная – это хорошо, такую и ногами не вышибить, разве что бревном. Нет, домой он не пойдет… Домой идти нельзя. Черт его знает почему, но никак нельзя! От мысли, что ему придется хотя бы просто подойти к подъезду, в душе его поднялась волна дикой паники. Ну и ладно. Он и тут спокойно посидит – до утра. А что? Скоро уже совсем рассветет… наверное. Сашка хлопнул себя по карману, хотел взглянуть, который час, но вспомнил, что мобильник остался у Черепа, и поморщился.