Большая книга общения с ребенком - [79]
Как и раньше, хочу написать о вашем недостающем члене семьи – Феде. Все это время он тоже много трудился, хотя и по-особому, побеждая внутренние злые силы – «недуги». Иногда мне казалось, что они буквально корежат его!
Например, в хорошем настроении решает заняться уроками. Расчищает стол в кухне, приносит учебники, тетрадь, смотрит в дневник: что задали. Наступает момент, когда надо раскрыть учебник и начать решать примеры. Тут с ним что-то случается: лицо искажается мучительной гримасой, тело надламывается, вырывается тяжелый стон. Снова выпрямляется, пытается открыть учебник, но в его обложке – как будто сто пудов, опять стон… Когда я такое однажды увидела, поразилась и очень отчетливо поняла, что его сопротивление учебе – это никакая не лень, не злой умысел, не желание «нагрубить» или «досадить». Это вообще – не он!
Можно сказать, что это – плохо осознаваемые силы отторжения всего, что приносит огорчения и травмы. Почти по всем предметам они накопились у него в большом количестве. Причины – ранние неуспехи, ссоры из-за этого, а главное – его совершенно особый склад ума, о котором я уже вам писала. Это восприятие только того, что можно «пощупать», ярко представить и эмоционально пережить; и почти полная неспособность воспринимать все абстрактное: слова, формулы, определения, грамматические конструкции, геометрические теоремы, где порой доказывается очевидное. Там, где можно пойти в обход абстракции, переложить ее на образный, конкретный язык, он способен и талантлив.
Например, выражение – (–2) = +2 он как-то озвучил так: «враг моего врага – мне друг». Сокращение дробей – числителя и знаменателя на общий множитель он раньше как-то пропустил. Оно ему плохо давалось, что такое общий множитель» вообще было неясно. Мы продвинулись в этом и даже получили удовольствие, пытаясь разглядеть в шестерке и десятке двойку, выделить ее: 2×3/2×5, а потом резко зачеркнуть. Последнее решительное действие – зачеркивание особенно ему нравилось, и нам удалось также повозиться с 15/21 и 27/15.
Кстати, это происходило как раз в тот день, когда его «корежило» при открывании учебника, и первый заход с приготовлением алгебры закончился плачевно. Наткнувшись на этот материал в несколько более усложненном виде: 6>2/3>4, он не понял, а точнее, отстранился от моего объяснения, захлопнув книжку и тетрадку, гневно сказал: «Не буду» – и ушел катать машинки. Как ни трудно мне было удержаться от уговоров и увещеваний, оставила его в покое. Только спустя несколько часов, уже к вечеру, ласково и приветливо, после каких-то положительных впечатлений, предложила вернуться к алгебре и «совсем немножко, просто посмотреть», «увидишь, что ничего страшного», «давай попробуем, а потом будем…» (что-то приятное). На удивление согласился, притащил учебник с тетрадкой, мы начали издалека (из пятого класса), повеселились на «резких перечеркиваниях» и т. д. Вот примерно путь, который много раз повторенный, привел Федю к пятерке по алгебре в четверти. Конечно, к этому надо прибавить крайнюю доброжелательность учительницы…
В таком же примерно стиле приходилось отвоевывать каждый предмет. Например, с русским языком произошла следующая история.
Примерно 3–4 раза он не пошел на индивидуальный урок в назначенный день и час: то «забыл», то «не нашел», то вообще промолчал. Наконец я сбегала в школу, договорилась с учительницей определенно о месте и времени.
Это было не утром, так что Федя уже встал, поел, мог что-то посмотреть в учебнике (но не стал этого делать). Когда подошло время идти в школу, неожиданно отказался. Мои возгласы и расспросы ни к чему не привели. Я пошла к учительнице и снова – как с математикой – попросила прийти ее «хотя бы первый раз» домой.
Она долго сопротивлялась, наконец со скрипом согласилась: «Приду к вам через 20 минут». Возвращаюсь домой, сообщаю Феде – гневный взрыв: «Кто тебя просил?! Все равно уйду гулять!» Тут еще и мальчик за ним заходит, ситуация аховая, знаю, что ссориться, резко приказывать нельзя. Прошу, беседую. Уход как-то затягивается, приходит учительница, раздевается, проходит в комнату, Федя мимо нее проскальзывает в туалет и там запирается. Сидим с учительницей 5–10 минут. Как могу, объясняю ей что-то в ответ на удивленно поднятые брови. Иду к туалету, тихо объясняю Феде, прошу выйти, чтобы «хоть только условиться», «не заниматься». Выходит. Учительница мягко издалека начинает беседовать на темы «Тараса Бульбы», «Бежина луга» (которые он, оказывается, еще не прочел), говорит о конях, водопое, ночном… Потом подбираются к наречиям. Слава богу, заработало! Условливаются, что Федя походит на русский вместе с классом – по классному расписанию. Он заметно рад: видно, уже осточертело сидеть по утрам дома одному, ничего не делая: «уроки», если мы и делаем, то поздно вечером и только вместе. Один он пока совсем не может побеждать «силы торможения».
Следующая неделя прошла в более или менее регулярном посещении уроков в классе и систематических пропусках индивидуальных уроков. Но все-таки ходил, и даже сделал одно большое упражнение после пяти напоминаний. По сравнению с сидением в туалете это была огромная победа, и я искренне радовалась, не скрывая этого. И опять: ни на один провал, ни на одно «не буду», «не хочу», «не сделал», «не прочел» – ни одного критического замечания. Зато каждый маленький успех гремел как «гром победы». Например, однажды на уроке учительница сказала, что ставит ему в уме «5» и что, может быть, скоро поставит ее в дневник. Он радостно мне об этом сообщил, но даже после этого старательно обходил индивидуальные уроки стороной. Наконец нам пришлось уже после окончания четверти идти вместе в школу «выяснять отношения с русским». Договорились, что учительница будет принимать параграфы и упражнения по частям во время каникул.
