Большая книга экстрасенса. Упражнения для развития сверхспособностей - [38]

Однажды у меня в гостях был известный шаман и йог Владимир Калабин, и я попросил Володю продемонстрировать его собственные способности в материализации, которые приписывались ему некоторыми сведущими людьми. Калабин долго отнекивался, объясняя свой отказ значительным упадком сил, который у него обычно случается после проведения такого опыта – мол, потом надо долго восстанавливаться. Я же, по правде сказать, подозревал, что его способности сильно преувеличены и он просто не способен к чуду, однако продолжал увещевать Владимира, делая всякие лестные предложения, втайне собираясь, на самом деле, вывести его на чистую воду.

– Может, я бы и попробовал, но мне необходим мой костюм шамана, без него ничего не получится, – вдруг сказал Калабин.

Он невинно уставился на меня карими глазами, ничтоже сумняшеся, что этот последний его аргумент поставит окончательную точку в моих к нему приставаниях.

– Слушай, Володя, я сейчас пишу книгу по экстрасенсорике, хочу туда вставить кое-какой материал и о тебе. Вот материализация предметов хорошо бы подошла, – закинул я ему крючок. – Но ты же понимаешь, просто так «на верочку» я написать не могу, мне нужно видеть все своими глазами.

Услышав это, Калабин проглотил наживку с жадностью барракуды.

– Хорошо, – сказал он, сощурив глаза и прикидывая все выгоды моего предложения. – У тебя есть какая-нибудь женская одежда, подходящая мне по росту?

– Зачем? – поинтересовался я.

– Понимаешь, тут дело в том, что резкая смена внешнего облика часто помогает эффективному входу в состояние измененного сознания. Особенно та, которая влечет за собой перевоплощение в образ противоположного пола. Так учил меня мой дед, и так я поступаю до сих пор.

При упоминании о своем деде йог даже гордо вскинул свой острый подбородок. Я не знал деда Калабина лично, но ранее не раз слышал о знаменитом шамане по прозвищу Стеклянная Рука. И только много позже я узнал, что Володя был его родным внуком и, соответственно, потомственным шаманом. Понятное дело: незачем стыдиться такого родства.

Я прикинул рост Калабина, близкий где-то к метру девяносто, и сопоставил с ростом моей жены, чье пальтецо или курточку я мог бы ему предложить хоть и не надеть, но, по крайней мере, накинуть на плечи. Но их телесные габариты были столь несопоставимы, что я было уже приуныл, поняв, что сегодня не смогу ни побывать на Поле Чудес, ни уличить шамана в шулерстве. Но тут я вспомнил, что где-то в кладовой пылится театральное парадное платье, которое принесла жене одна из ее подруг – особа гренадерского роста – для переделки в какую-то более модную модель. Однако эта дылда тотчас после этого внезапно свалила в Белгород, выскочив за какого-то тамошнего попа замуж, и платье так и оставалось пока нетронутым – видно, для попадьи оно не подходило фасоном ни в старом виде, ни в перешитом.

Я порылся в кладовке, раскопал в нем это платье и дал переодеться Калабину. По размерам оно оказалось даже несколько широковатым йогу и сидело на нем дорогим бархатным, отороченным горностаем, но все же мешком.

И тут на моих глазах с Володей стало происходить некое перевоплощение. Он снял заколку с хвоста своих длинных волос, лежащего на спине, и распушил волосы над плечами мягким, небрежным встряхиванием головы. Потом вызывающе выпятил свою грудь и даже снизу как-то взбодрил ее руками, как это иногда делают женщины, желая приглянуться мужчинам, а потом стал разгуливать по комнате, игриво вихляя худыми бедрами. При этом он томно потягивался, словно кошка, которую гладят, и украдкой бросал на меня липкие взгляды.

Я же смотрел на все это в высшей степени подозрительно и официально, мне не верилось, что, не будучи профессиональным артистом, можно вот так мгновенно перевоплотиться в женщину. Наконец Володя уселся в кресло и проговорил более высоким, нежели обычно, голосом:

– Что у тебя есть такого, чтобы можно было бы быстрее войти в транс?

– Только воскурения.

– Зажги. И прикрой жалюзи от света…

Я глянул в окно – на улице только что начало смеркаться и был виден самый краешек нарождающегося месяца. Я занавесил окна, и в квартире наступил полумрак. Потом принес связку индийских курительных палочек и возжег их.

– Садись, Николай, – тихим, как шелест осенних листьев, голосом проговорил Калабин. – Что бы ты хотел, чтобы я тут тебе материализовал?

– Давай, слиток золота Сбербанка России! – бросил я, что называется, с кондачка.

Конечно, я еще мог как-то поверить, что можно воссоздать нечто примитивное – пепел там, какую-нибудь железку, даже прищепку деревянную. Но золото?!

– Можно и слиток, но только не банковский, – прошептал, едва ли не умирающим голосом, йог, – я плохо помню клеймо на слитке. Может, просто золотое кольцо? – я там пробу помню получше.

Я был потрясен его ответом и подумал, не подсмеивается ли Калабин надо мной? Но его глаза смотрели на меня бесстрастно, хотя и расфокусированно.

– Давай кольцо… – смято ответил я.

Калабин прикрыл глаза и затих окончательно. Прошло минут пятнадцать, и все это время он оставался все таким же обездвиженным, лишь заострились черты лица, ставшего напоминать собой живую мумию. Но вот и оно в сгустившихся сумерках потеряло очертания, и теперь из дальнего угла, где стояло приютившее шамана кресло, слышалось лишь ровное дыхание. Теперь я уже не понимал, заснул ли Володя или все еще бодрствует где-то там, в своем трансе. В этот момент вдруг послышались дробные звуки, словно постукивали ложкой по дереву, и одновременно я заметил туманные искорки на крышке стола, клубившиеся там словно рой светлячков.