Большая игра - [20]

– Итак, господа, – обратился к нам сэр Томас, – сейчас войдем в Уайтчепел. Будем вместе двигаться по Хай-стрит до больницы. Скорее всего, именно там расположена лаборатория доктора Моро. Стоит ждать самого ожесточенного сопротивления. Если вдруг потеряетесь во время схватки с врагом, постарайтесь снова выйти на Хай-стрит и двигайте к больнице. Вы не пропустите ее – самое большое здание во всем этом Богом проклятом квартале.

Он перевел дыхание, помолчал пару секунд и выкрикнул так громко, как только смог:

– Да поможет нам Бог! – А после обернулся к офицеру, командующему оцеплением: – Разберите баррикаду – входим.

Когда мы гуськом – команда за командой – проходили мимо провожавших нас взглядами солдат в алых мундирах, один из них – тот самый унтер, что назвал нас клоунами, – шептал вслед: «Да поможет вам Бог, парни. Да поможет вам Бог».

Заметки на полях

Снова крымские сны

Я никогда не мог понять подлинной природы этих снов. В них я как будто пребывал не только в своем теле.

Я видел атаку Готских рыцарей на наши позиции глазами Конрада фон Эрлихсхаузена – не просто видел, я переживал ее. Я ненавидел выстроившихся среди мазанок Арабата солдат и особенно их наглеца-командира стоящего закинув на плечи уродливый секач.

А в другую ночь я вел своих егерей в атаку на Федюхины высоты во время битвы на Черной речке. Я оборачивался к ним и весело кричал: «В ад за мной – шаго-ом! Арш!» И мы шли весело, под песни, а французы обрушивали на нас настоящий шквал ядер из баллист с катапультами и саженных копий из скорострельных скорпионов.

На третью же мои егеря наступали вместе с полком пикинеров при Инкермане, стреляя на ходу во врага. В ответ в нас летели стрелы из длинных луков, что запускали из-за стройных шеренг красномундирной пехоты лучники в зеленой форме. Все ближе и ближе красные солдаты – их уже можно разглядеть в прорези треугольных забрал стальных капеллин Еще мгновение – и начнется рукопашная схватка.

Вот только я никоим образом не мог участвовать в этих трех сражениях, не говоря уж обо всех остальных странностях. Что же это такое? Что за непонятные шутки играет со мной мой собственный разум?

Мы вошли в Уайтчепел, но в первые четверть часа не встретили никого. Никакого ожесточенного сопротивления, о котором говорил Мэлори. Даже тренированные глаза Корня – бывалого пластуна, не растерявшего привитых с детства навыков, – не заметили ничего подозрительного. Видимо, несколько попыток прорыва, стоивших местным обывателям немалой крови, заставили их уйти в глубь района и не высовывать оттуда носа. Но как долго это продлится – неясно.

Следы тех самых прорывов, о которых говорил командир державших кордон солдат, мы увидели сразу за баррикадой. Несколько десятков изрубленных трупов, многие изувечены до такого состояния, что нельзя было понять, кому какая конечность принадлежит. Иные же из-за давки превращены толпой почти в бесформенные куски окровавленного мяса. И тем страшнее выглядели в этих грудах остекленевшие человеческие глаза: они, казалось, с немым укором смотрели на нас, проходивших мимо.

Однако эта картина быстро вылетела у меня из головы. Сейчас было куда больше насущных проблем, чтобы заострять внимание на чем бы то ни было, не относящемся напрямую к нашему делу.

Вот только мы шли и шли по Хай-стрит – достаточно широкой улице, чтобы не надо было тесниться или шагать гуськом, – а враг и не думал показываться. Это привело к неизбежному: все несколько расслабились, нельзя же быть в напряжении больше получаса. Начались разговоры: шагать в молчании, пожалуй, тяжелее, чем держать себя в постоянной готовности к схватке.

С гривой красных волос здоровяк-японец, который легко нес на плече свою секиру, склонился над шагающим впереди Хидзикатой Тосидзо и произнес несколько коротких фраз на их родном языке. Хидзиката повернулся в мою сторону.

– Сингэн интересуется, что это у вас за оружие? – спросил он у меня.

Я заметил, что при разговоре Хидзиката не улыбался, как делали большинство китайцев, с которыми мне приходилось общаться, даже достаточно высокопоставленных. Они говорили, что дело в непривычной артикуляции, но отчего-то не верил им. И теперь нашел подтверждение своим сомнениям: вряд ли японский и китайский языки настолько не схожи, что артикуляция сильно разнится.

– Я называю его просто секач, – пожал плечами я. – Он достался мне как трофей после схватки.

– У такого оружия должно быть собственное имя, – теперь Хидзиката говорил за себя, а не переводя слова здоровяка по имени Сингэн.

– Предыдущий хозяин мне его не сказал, – пожал плечами я и тут же понял, что зря это сделал.

Я носил секач, уложив его на плечи, и те успели основательно затечь, а теперь отозвались на движение довольно сильной болью.

– Понимаю, – кивнул, снова без лишних улыбок, Хидзиката, и взгляд его сказал мне обо всем.

Я знал, что он не совсем верно угадал развитие событий, однако не стал рассказывать ему, как все было на самом деле. Какая кому разница, собственно говоря.

Хидзиката обернулся на ходу к изнывающему от любопытства Сингэну и выдал несколько быстрых фраз. Я лично считал, что он обойдется и парой слов. Однако Сингэн и не подумал успокаиваться. Он снова что-то спросил у Хидзикаты, и тот опять повернулся ко мне. Оказывается, я ошибался, и Сингэн ничего не спрашивал – он выдал парочку пожеланий.