Большая игра - [49]
— От вашего сына, как говорят русские, низкий поклон!
Склонив голову, гость расправлял ярко-зеленую шаль с красивым восточным орнаментом и тяжелыми кистями.
— Ой, какая красивая! — прошептала Здравка.
— Ручная работа. Из Ферганы, долины хлопка и шелка, — сказал гость.
Бабушка Здравка подняла голову, а Крум вдруг обратил внимание на то, что сестренка, когда волнуется, точно так же держит голову — гордо, прямо. А он сам, говорят, унаследовал дедушкину походку, легкую, быструю.
Бабушка накинула шаль на плечи и сразу преобразилась: какая величавость в осанке!
А гость, растерявшись, что в сумке нет ничего для рослого нескладного парнишки с забинтованными руками, вытащил из кармана ручку и карандаш с рубиново-красными звездами и великодушно воткнул в нагрудный карман рубашки Иванчо.
— Но я… — пробормотал Иванчо. — Я не из этой семьи.
— Все равно ты наш, — вмешалась бабушка Здравка.
— Не берешь? — Гость вдруг сделал резкий боксерский выпад вперед: — Ринг свободен!
Сразу видно, стойка у него что надо, да и держался гость на равных с ребятами.
— Спасибо! — смутился Иванчо, в тот же миг забыв про больные руки. (Так будет и потом: в момент торжества победы на ринге забываются все удары боксерской перчатки противника.)
Бабушка между тем уже хлопотала на кухне, но гость отказался от ужина: он очень устал, целый день на ногах.
Круму не терпелось посмотреть, что же лежит в его пакете, и они с Иванчо ушли в другую комнату.
Здравка зажгла все светильники в доме и вертелась перед зеркалом в прихожей, примеряя новый школьный передник.
— Черная юла! — поддразнил ее Иванчо.
— Фурия! — многозначительно сказал Крум. — Не юла, а фурия!
— Идет мне, правда? И как раз? — не слыша брата, радостно щебетала Здравка. — Завтра все девчонки лопнут от зависти.
— Но тебя… — начал Крум.
Ведь учительница вызвала в школу бабушку, и, если бабушка не придет, Здравку не допустят до занятий.
— Что меня? — невинно посмотрела на него Здравка.
— Да так… — замялся Крум. — Завтра пойдешь в школу?
— Конечно, пойду! — повторила Здравка как ни в чем не бывало. — В новом фартуке. Ведь уже зимний сезон. Много о себе воображают, если думают, что я не пойду! Еще меня не знают!
Но Крум уже не слышал сестру.
Он развернул шуршащую бумагу, такую же, как у Здравки, и с удивлением увидел что-то синее, аккуратно сложенное. Внизу белела картонная папка, из которой выпали блокноты в целлофановых обложках, красный и синий, с пятью олимпийскими кольцами. А что еще в пакете?
Крум развернул синюю ткань.
Джинсы! И куртка! Такая же темно-синяя, с медными пуговицами, как у Чавдара.
— Ой! — закричала Здравка.
— Джинсы! — ахнул Иванчо. — И куртка! Целый костюм.
— Примерь, братик! — быстро проговорила Здравка.
Крум совсем растерялся от неожиданного подарка, натянул джинсы, провел рукой по талии, придирчиво огляделся.
— Какой ты красивый! И точно твой размер, — кружилась Здравка, оглядывая брата со всех сторон. — Завтра все просто ахнут!
Крум надел куртку. Рукава оказались чуть длинноваты, но Здравка тут же их подвернула.
— Теперь так носят!
Иванчо восторженно размахивал своими белыми лапами:
— Здорово! Высший класс! Куда Чавдару до тебя!
Крум робко посмотрелся в зеркало и не узнал себя.
Высокий светлоглазый парень удивленно смотрел на него из зеркала.
— Иди, иди сюда, покажем бабушке! — Здравка потащила брата на кухню.
Они остановились в дверях.
Специально столовой у них в квартире не было, дом старый, и гостей приглашали обычно в просторную, чисто убранную кухню. Здесь бабушка угощала соседок кофе и айвовым вареньем, ребятишек — вареньем и тыквой, которую она умела готовить, как никто другой. Любила она приглашать ребятню к обеду или к ужину, как сейчас, когда не отпустила домой Иванчо. И по тому, какие тарелки, ложки, вилки и стаканы доставала она из буфета, можно было судить, кто из гостей ей особенно дорог.
— Бабушка, посмотри… — Слова замерли у Здравки на губах. Она ожидала увидеть на столе фарфоровую и хрустальную посуду. А в кухне… '
Склонив седую и русую головы, сидели друг против друга бабушка Здравка в шали на плечах и молодой инженер.
— Бабушка! — Здравка удивилась, что бабушка ничем не угощает гостя.
Крум сделал сестре знак замолчать.
Он вдруг подумал, что есть нечто в сто раз более дорогое, чем айвовое варенье, кофе и вареная тыква, чем вкусные бабушкины кушанья, лучше, чем самый изысканный прием. Это радость от встречи с милым сердцу гостем.
— Молодцы! — с улыбкой посмотрел на Крума и Здравку гость. — Расскажу отцу, как у вас побывал. Вот уж обрадую его!
В эту минуту раздался звонок у входной двери. Бабушка Здравка встала, молодой человек тоже.
— Ты куда? — остановила его бабушка Здравка, положив ладонь на его руку. — Посиди. Расскажи еще. Пусть и дети порадуются.
Бабушка бесшумно проскользнула между Крумом и Здравкой, мимоходом погладила внучку по голове, а внуку сказала:
— Радость ты моя, — и широко распахнула дверь.
В желтоватом проеме двери показалась долговязая фигура отца Иванчо.
Никогда Круму и его товарищам не узнать, о чем бабушка Здравка говорила с отцом Иванчо. Потом она пригласила его на кухню и уговорила оставить Иванчо погостить у них несколько дней. Не узнать Круму, что за снимки хранились в маленьком отцовском школьном альбоме. Никому не ведомо было, и с кем встретилась бабушка Здравка на следующий день.