Большая глубина. Лунная пыль - [4]

– Что ж, старушка, надеюсь, тебе доступно чувство благодарности, – пробурчал он.

Решил, что пятьдесят тонн материнской любви – это не шутки, и, продув цистерны, всплыл к поверхности.

Море было спокойным, он открыл люк и высунул голову из маленькой боевой рубки. Вода плескалась в нескольких сантиметрах от его подбородка, иногда волна побольше даже пыталась окропить его. Все это было совершенно безопасно, плечи Дона плотно закупорили люк.

А в полусотне футов от него, будто опрокинутая шлюпка, качался на поверхности продолговатый серый гроб. Дон мысленно прикинул, сколько сжатого воздуха нужно накачать в тушу, чтобы она не утонула до подхода вспомогательного судна. Через несколько минут он передаст по радио свой рапорт, а пока хорошо глотнуть свежего тихоокеанского ветра, ощутить чистое небо над головой, взглянуть на солнце, только-только начавшее свое восхождение к зениту.

Сейчас Дон Берли был удачливым воином, отдыхающим после той битвы, которую человеку вести всегда. Они держат в узде призрак голода, во все века преследовавший человечество, но не страшный теперь, когда огромные планктонные фермы поставляют миллионы тонн белка и китовые стада послушны своим новым хозяевам. Человек вернулся в море, после миллионов лет изгнания вернулся в свой древний дом; пока не замерзли океаны, он не будет голодать…

Но не это было главным для Дона. Даже если бы его дело никому не приносило пользы, он не отказался бы от него. Больше всего на свете он ценил веру в себя и свое могущество, которую ощущал, выполняя такие задания. Могущество? Да, именно так. Но могущество, которым он никогда не злоупотребит, слишком сильно в нем чувство родства с обитателями моря, даже с теми из них, кого он обязан уничтожать.

Казалось, Дон в эту минуту только отдыхает, но если бы хоть один прибор или огонек на пульте вдруг забил тревогу, он реагировал бы немедля. В мыслях он уже вернулся на «Полосатик», где завтрак ждет не дождется его. Чтобы время шло скорее, Дон начал в уме составлять рапорт.

Придется кое-кого удивить. Инженеры, которые ведают незримыми оградами из электричества и звука, разделившими могучий Тихий океан на удобные для управления участки, примутся искать брешь; биологи, которые клялись, что акулы не нападают на китов, будут искать оправданий. И те и другие, несомненно, преуспеют, и все опять войдет в свою колею, пока море не подстроит новой каверзы.

Впрочем, каверза уже подстерегала Дона, но ее устроили люди, и они не замышляли ничего дурного. Все началось с одного предложения, которое родилось в Комитете по делам космоса, а оттуда было передано во Всемирный секретариат. Проходя все более высокие инстанции, оно в конце концов попало во Всемирную ассамблею и было одобрено членами соответствующей комиссии, став предписанием, которое спустили через секретариат во Всемирную организацию продовольствия, из ВОП – в Морское управление, наконец, из управления – в Отдел китов. И свершилось это в невероятно короткий срок – в какие-нибудь четыре недели.

Дон, понятно, ничего не знал. Итог всей этой деятельности сложного механизма глобальной бюрократии вылился для него в слова, которыми встретил его капитан, когда он вошел в столовую «Полосатика», с вожделением думая о запоздалом завтраке.

– Привет, Дон. Начальство вызывает тебя в Брисбен, тебе приготовлено какое-то задание. Надеюсь, ненадолго. У нас и без того нехватка людей, сам знаешь.

– Какое еще задание? – насторожился Дон. Он не забыл, как ему поручили быть гидом одного помощника министра, глуповатого, на его взгляд, малого, с которым он и обращался соответственно. А потом выяснилось, что этот помощник – голова конечно, иначе он не занимал бы такую должность! и видел Дона насквозь.

– Они ничего не сказали, – ответил капитан. – Похоже, и сами толком не знают. Передай мой нежный привет Квинсленду и держись подальше от казино на Золотом берегу.

– Казино, с моим-то жалованьем, – фыркнул Дон. – Последний раз меня чуть не раздели в Серферс Парадайз.

– Зато в первый раз ты унес несколько тысяч.

– Новичкам везет, а потом… От того выигрыша давно уже ничего не осталось. И пусть счет останется ничейным, я больше не игрок.

– Спорим? Ставлю пятерку!

– Спорим.

– Можешь платить – спор та же игра. Ложка переработанного планктона застыла в воздухе; Дон лихорадочно искал выход.

– Черта с два ты с меня получишь, – сказал он. – Свидетелей нет, а я не джентльмен.

Быстро допив кофе, он отодвинулся от стола и встал.

– Что ж, пора собираться. Пока, капитан, до новой встречи.

И старший смотритель пулей вылетел из столовой, провожаемый взглядом командира «Полосатика». Словно ураган пронесся по переходам судна, потом опять воцарилась относительная тишина.

– Держись, Брисбен, – буркнул себе под нос капитан и отправился на мостик, мысленно перестраивая график вахт; одновременно он сочинял неотразимый меморандум, в котором спрашивал начальство, как работать на судне, где тридцать процентов команды постоянно то в отпуске, то выполняют спецзадания.

Когда он вошел в свою каюту, только одно удерживало его от того, чтобы немедленно подать заявление об уходе: при всем желании капитан не мог представить себе лучшей работы.