Больная - [49]

— Дети у них не рождаются. Потому что люди обладают высокой степенью самосознания и стерилизуются в юном возрасте. Детей они выводят по тому образцу, как я тебе сказала. Извюлина — самое справедливое государство, так как в нем сияют примеры демократии. Никто не ворует, потому что все предметы похожи один на другой: чашки, вилки, ножи — все это выпускается по одному утвержденному образцу. Не встретишь никакой вещи, которая выглядела бы иначе, чем все другие вещи этого типа.

По-своему она рассуждала очень логично.

— А если кому-то вздумается самому слепить чашку?

Она даже рассмеялась моей наивности:

— Чашку не слепишь, они рождаются на конвейере. То, что ты слепишь, будет совсем хуже той, которую ты получишь в любом магазине!..

— А если мне нравится хуже?

— Ты умрешь.

— Все умрут.

— Они не умирают.

— Как это — не умирают?

— Они просто слагают свои полномочия и идут в реку топиться. Даже есть одна специальная речка, ее так и называют — речка Самоубийц. Когда человек чувствует, что слишком стар, чтобы выполнять возложенную на него обществом обязанность пить из чашки с конвейера, он сразу топится.

— И что же, часто происходят самоубийства?

— Совсем не часто, потому что все счастливы и хотят пожить подольше.

— А семьи? Вообще, есть ли там семьи?

— Семьи конечно есть: они составляются так — одна женщина, двое мужчин, один мужчина — двое женщин. Но каждый имеет выбор, что ему предпочесть. Однако если мужчина предпочитает трех женщин или одну, а женщина трех или одного мужчину, или если мужчина предпочитает мужчин, а женщина женщину, то они умирают.

— Идут топиться?

— Нет. Их убивают. В Извюлине самые лучшие принципы. Мориарти противостояли Извюлине, у них все было совсем не так. Я и сама долго думала, на чью сторону склониться. В Мориарти все рождались, как попало, и это не контролировалось. Государственный аппарат там отсутствовал. Никто ни за кем не следил, и постепенно все население переселилось в сумасшедшие дома, где некому стало их лечить и кормить. Но благоденствие Извюлины и ее внешняя политика задушила Мориарти. И лишила это государство оружия массового поражения. Теперь там пустыня.

— Почему же пустыня?

— Потому что потом, когда Извюлина отобрала у Мориарти оружие, никто уже не мог справляться с таким числом сумасшедших, и пришлось всех убить.

— А есть ли в Извюлине искусства, науки, философия? Верят ли там в Бога?

— Каждый, как в бога, верит в самого себя. Философия там есть, я тебе уже рассказала — свобода и равенство.

— И братство?

— Братства нет: все же вышли из пробирки и все одинаковые, какое же тут может быть братство?

— А может, как раз?

— Молчи и слушай. Там есть нечто лучшее, чем братство — равенство, я же тебе говорю. Каждый может равномерно убить другого, в любой момент. То есть все свободны, кроме необходимых обязанностей: раз в неделю сообщать оракулу, что думает его сосед, вот и все. Для этого в каждой комнате установлены батареи центрального отопления…

Я еще терзала ее какое-то время, без всякой видимой пользы. Иногда Лиза заговаривалась и привирала что-то совсем странное:

— Свобода воплощена в этом государстве как постоянное право каждого на высказывание собственного мнения, но это мнение можно говорить не себе самому, а только кому-то другому или оракулу.

Не все было последовательно в ее рассказах, да и сами они по себе представляли странную смесь из известных и неизвестных утопий — Платона, Кампанеллы, Честертона, Томаса Мора и всеобъемлющего Достоевского. Может быть, там было немного Оруэлла. Оригинальное во всем этом было только одно: бедная Лиза, кажется, ничего не читала.

Под конец разговора выяснилось, что оракул — человек, поставленный во главе сотни людей, и он тоже клонирован, но с образца совершенно иного, чем прочие мужчины и женщины, и он лучше тех по всем своим качествам, а они служат ему, совершенно подвластные его воле.

— Вроде как мы здесь все Юлии Павловне, — сказала Лиза и вздохнула. — Но ведь правда, на земле никогда не будет ничего лучшего? Если ты только начнешь об этом думать, ты сразу поймешь, что Извюлина настоящий рай, это самая справедливая страна, и как справедливая, она должна гарантировать мир на всей земле. Путем подчинения всех стран на планете, одной за другой, она установила сходный порядок везде. Только оракулы везде такие же, как в Извюлине — она сама направляет их в самые отдаленные точки. И ты знаешь, — Лиза доверительно нагнулась ко мне, — я подозреваю, что оракул — это вообще один и тот же человек. Да ведь так и есть!..

Нет, я верю, что сумасшедших нужно запирать.

13

Здесь совершенно не было ничего интересного. В нашем однообразном и тусклом бреде содержалось примерно все то же, что и в нашем небреде.

— В шкафу есть что-то от жука де Лилля.

Положим, ты выйдешь отсюда. Ты выйдешь отсюда совершенно другая, чем ты сюда вошла. С другим цветом волос и глаз. С другими привычками, внешностью и мыслями, с другими желаниями и другими состояниями.

А зачем ты выйдешь?

Тебя что-нибудь ждет?

Ты намерена какое-нибудь пресуществление пережить внутри себя? А в какую сторону? И что ты скажешь тем, кто был тобой — вот так — оставлен?