Болеутолитель - [54]

Он сел в кресло напротив Рив. На нем были темно-синие, почти черные, джинсы и черная майка с надписью «Я в порядке. А ты — мудак». Его походка, фигура, крепкая грудь и изящные руки сводили с ума голубых клиентов. Он выпустил дым и удобно расположился в кресле.

— У тебя как-будто волосы стали светлее, — заметил Шустек.

— Жизнь сперва обесцвечивает, а потом убивает, — ответил Мерди. Один из вышибал услышал его и покачал головой:

— Нет, он вечный блондин.

Сверху доносились звуки бас-гитары, но Тремалису казалось, что она играет прямо у него в голове.

— Итак, вы ищете этого ужасного Болеутолителя? — Мерди сменил выражение лица и интонацию.

Шустек отодвинул свой бокал.

— Да, — подтвердил он, — мы знаем, кто он такой.

— Думаем, что знаем, — уточнил Тремалис.

— Что ж, — сказал Мерди, — может, ваша ловля на живца окажется поэффективнее, чем все, что успела сделать наша говеная полиция.

Шустек повторил все заказы. Официант принес каждому его порцию и еще сухой мартини с водкой и двумя маслинами для хозяина.

Он потягивал напиток, непроизвольно обводя языком внутреннюю часть верхней губы. Тремалис обратил внимание на голубую вену на нижней части языка Мерди, на секунду представил, как бы оттуда стекала кровь, переполняя рот, и снова посмотрел в свой стакан.

Шустек сказал Мерди, что придумал новую фразу, которую намерен однажды проверить на каком-нибудь уличном подонке:

— Я — новый наркотик. Попробуй меня.

— Здорово! Нет, мне правда нравится, — обрадовался Мерди.

* * *

Ночь наматывала вокруг него круги, как поезд кольцевой линии. Кружилась голова. Тремалис выпил достаточно спиртного и подумал, что сможет сегодня добиться эрекции, если бы это нужно было Рив.

Мерди сообщил им, что один его друг может достать им несколько подержанных инвалидных колясок. Тремалис извинился и вышел в туалет. Почему, черт побери, Мерди поддержал фантазии Шустека? — подумал он. — Может быть, он боится, что его многочисленные клиенты чем-то тоже привлекут к себе внимание маньяка. Если бы Болеутолитель взялся сейчас за гомосексуалистов, то они разбежались бы по домам.

Но разве поимка Болеутолителя не является и его, Виктора, идеей тоже?

А как они, черт побери, будут его ловить, если Болеутолитель приблизится к ним со своим набором режущих инструменов? Осенят себя крестным знамением? Задавят колесами?

Он закончил мочиться и теперь стоял, тупо глядя на свой вялый член. Над писуаром висел автомат по продаже презервативов. Кто-то написал на белом корпусе: «Лучшее средство от СПИДа — онанизм».

Он знал, что делает все это по одной-единственной причине. Чтобы понравиться Рив. От этой мысли его охватила дрожь. Он застегнул молнию и пошел обратно к столику.

К Рив.

Глава 40

В «Марклинне» темно и непроходимо, как в этой жизни, — подумал Тремалис.

Холл был почти пуст. Как будто они с Шустеком тихой ночью вошли в приемное отделение больницы. Натмен спал, сидя за столом. Телевизор был включен, но его никто не смотрел. На седьмом канале «Для полуночников» рекламные ролики сменили фильм «Зомби на Бродвее»

Они только что посадили Рив в такси и отправили ее домой, и теперь получили, наконец, возможность согреться. Тремалис не в силах был постичь, как люди вроде Шефнера Блекстоуна могут жить на улице. Да и как сам он мог раньше считать привлекательной жизнь уличного бродяги? Его пальцы сейчас ему напоминали тонкие заиндевевшие веточки, а под левую лопатку как будто вонзили заступ и намеревались хорошенько им ковырнуть.

Один Бог знает, что испытывал Шустек.

* * *

Ее совершенно измотал этот день. Рив Тауни падала с ног от усталости. Она сидела в своей маленькой квартирке, которую снимала вот уже три года на Огайо-стрит.

Она так устала, что даже не включила магнитофон. Обычно вечером ее сопровождали мелодии «Рокси Мьюзик». Рив разделась и подошла к постели, которую не заправляла уже четыре дня. Не стала прослушивать записи автоответчика: маловероятно, что в период послепраздничного затишья кому-то вдруг понадобятся услуги свободной журналистки, и все начнут ей звонить! Деньги, полученные в качестве платы за обучение от студентов, помогут ей прожить до конца лета. К тому же она все еще не отказалась от планов написать книгу об Эйвене, Американской Мечте, и послать рукопись в Нью-Йорк.

Оставшись в белых трусиках и оливкового цвета майке, она погрузила пальцы ног в густой красный ворс ковра, ощутив его как совершенно новую вещь, как будто купленную только сегодня утром.

После этого она упала в продавленную кровать. Так же, как другие считают баранов или свои сексуальные победы, настоящие или воображаемые, Рив принялась считать заголовки книг, которые могла бы написать:

ТОНКИЕ СВЕЧИ В ХРУПКОМ ГОРОДЕ: маньяк-убийца в современной Америке.

СПЕК.и. уляции: Ричард Спек о самом себе и другие о нем.

С АМЕРИКАНСКОЙ МЕЧТОЙ В ПОИСКАХ РАЗУМА: жизнь продолжается.

Сможет ли она когда нибудь написать о Болеутолителе? Или о Вике Трембле? Сомнительно; слишком уж много пришлось бы тогда рассказать о самой себе.

В комнате пахло кедровыми бревнами и хрустящим картофелем. Рив почти сразу же заснула. Виктор Тремалис испытал бы сильное возбуждение, узнав, что она похрапывает во сне.