Болеутолитель - [52]

— Как будто он и Отец, и Сын, и Святой Дух.

— Или судья, присяжный и палач.

Вокруг одинокие пьянчужки слушали свои любимые меланхоличные мелодии, и мир каждого вращался как черный диск с яркой, но изрядно потертой наклейкой.

Глава 38

В последствии Хейд будет вспоминать об этом с иронией.

Теперь, если бы его спросили, кто велел ему забрать этого юношу, он мог ответить лишь одно.

Он сказал бы: Я сделал это во имя Матери.

И этим ограничился бы.

* * *

Было одиннадцать часов накануне Нового Года, и он стоял рядом с домом, в котором жил Девин Вербиирст. Это место называлось Дирборн-парквей, и перед большинством зданий имелись железные ворота с оградой, окружавшей маленькие палисадники с пешеходными дорожками.

Чтобы войти в дом нужно было воспользоваться звонком, который имелся у каждых ворот. Если, конечно, ворота не были сломаны, как у дома 1111. Винс Дженсен хорошо знал вдову Вербиирст, и знал, что ее ворота уже давно сломаны.

Белые таблички рядом со звонком гласили:

Пелиграмис

Осьер

Вербиирст

Мать с сыном жили на третьем этаже. Судя по тому, что рассказывал про вдову Отец, сегодня ночью она наверняка будет отсутствовать.

Девину Вербиирсту было двадцать четыре года и он страдал от болезни Леша-Нихена. Хейд вошел в парадную дверь, не оглянувшись назад. Заболевание это поражало только мужчин и вызывало у них склонность к самоубийству или самокалечению. Поэтому больных нужно было привязывать к креслу. После того, как Девин прокусил свою верхнюю губу, у него пришлось удалить передние зубы. В квартирах первых двух этажей было тихо.

Вдова Вербиирст говорила Отцу, что болезнь ее сына усугубляется тем, что он очень умен. Чтобы открыть дверь в третью квартиру, Хейд воспользовался еще одним навыком, полученным от Отца. Быстро и гладко. Слева от двери находилась кухня, справа — жилая комната. Он заметил мерцание телевизионного экрана и искривленную тень инвалидного кресла на стене и потолке.

Он был ко всему готов — Бог свидетель! — но облик представшего перед ним калеки заставил Хейда затаить дыхание. В жилой комнате было темно, единственное освещение исходило от черно-белого телевизора возле западной стены. Показывали комедию с братьями Маркс. По девятому каналу перед Новым Годом всегда показывали комедии братьев Маркс. Часы над телевизором показывали 11:27. Он собрался с силами, чтобы помочь несчастному и сделать шаг вперед.

Тени, бродившие по лицу Девина в безумном танце, вызвали у Хейда шок. Дыры на месте удаленных зубов превратили лицо юноши в маску хихикающей и слюнявой старой ведьмы. На экране Гручо Маркс говорил что-то, обращаясь к группе представителей высшего общества. Девин забурчал, что должно было, видимо, означать смех. Прошла минута. Харпо Маркс нажал на автомобильный клаксон.

Закусив верхними деснами нижнюю губу, Вербиирст с искренним восторгом следил за перипетиями происходившего на экране. От его колен до подбородка возвышались три подушки. Под ними виднелась трубка, которая шла от живота Юноши к темному дрожащему мешку, расположенному у правого колеса инвалидного кресла. Трубка была забрызгана изнутри.

Хейд стоял перед изуродованной болезнью фигурой Девина Вербиирста. Глаза его постепенно привыкали к полумраку комнаты. В других комнатах тоже было темно, лишь на кухне светился маленький ночничок над мойкой. Как далекий маяк на озере Мичиган.

Он посмотрел на юношу сверху вниз. Лодыжки калеки были схвачены застежками. Хейд наклонился вперед и поднял первую подушку, затем вторую. Хейд положил третью подушку на пол, рядом с остальными.

Затем взглянул в карие глаза Девина. Тот попытался что-то сказать. Хейд подошел еще ближе. Тут Девин ужасно удивил его тем, что все-таки заговорил, выговаривая слова ничуть не хуже, чем работяга, хвативший несколько кружек пива.

Он сказал:

— Неужели это будет продолжаться бесконечно? — Последнее слово прозвучало невнятно, но Хейд понял его.

Пока он не мог ответить. Вместо этого посмотрел на полку за спиной инвалида. Коробки. Детские игры. «Бэтмен», «Робин Колорформ» и другие. Куплены до того, как его сразила болезнь. Неужели это будет продолжаться вечно?

— Нет, — ответил он в конце концов.

И вдруг Девин Вербиирст издал низкий, душераздирающий стон. Лишившись опоры в виде подушек, его голова стала клониться вперед в грудь Хейда. Беззубые десны Вербиирста захватили край куртки Хейда.

Замша шуршала, пока Хейд обхватывал парня руками. Он вдавил ладони в его плоть в плечах.

Пальцы проникли внутрь.

Хейд сделал глубокий вдох. Этот момент всегда был самым трудным.

— Бог призывает тебя… сын мой.

Стон парня внезапно оборвался, как звук в наушниках, провод которых выдернули из гнезда.

* * *

Наконец, он позволил себе перевести дыхание. Подняв глаза, Хейд увидел, что на него уставилась вдова Вербиирст. На мгновение показалось, что его сердце вот-вот лопнет.

Как много ей удалось увидеть? Она стояла на фоне света из ванной комнаты, света, который он, к несчастью, не заметил. Вот проклятье! Женщина в простой ночной рубашке, стояла, расставив ноги, нимало не смущаясь тем, что просвечивается насквозь. На первый взгляд — сама невозмутимость.