В течение этого периода Билли бросил «работать» на товарных вагонах Кинзи–стрит, частью оттого, что он считал себя способным на более великие дела, частью потому, что железнодорожное общество удвоило число сторожей на запасных путях. По временам Билли чувствовал неутолимую жажду приключений. Его натура прямо требовала сильных ощущений.
Это совпадало обыкновенно с периодами острых финансовых кризисов. Когда в кошельке было пусто, Билли удлинял свои ночные прогулки, с парой приятелей, «чистил» прохожих и делал налеты на пивные. Вот при одной из таких экспедиций и произошло то событие, которому было суждено изменить весь ход жизни Билли Байрна.
Старейшие шайки западной части Чикаго ревниво охраняют свои права на известную территорию. Новички и пришельцы из других районов не переходят безнаказанно границ запретных кварталов. Обширная область от Холстеда до Робей и от Лэк–стрит до Большой авеню составляла исконную вотчину шайки Келли, к которой Билли принадлежал почти от рождения. Купец Келли был владельцем того самого продуктового магазина, у заднего фасада которого шайка собиралась в течение многих лет, и, хотя сам он был почтенным торговцем, имя его перешло банде хулиганов, собиравшихся у его дверей.
Полиция и обыватели этой большой территории являлись естественными врагами и законной добычей шайки. Как в прежнее время короли охраняли от браконьеров дичь в своих огромных лесах, так и шайка считала для себя обязательным в некоторой мере охранять от внешних посягательств жизнь и имущество «своих обывателей». Более чем вероятно, впрочем, что они не рассуждали подобным образом, но результат получался такой.
Так, однажды, когда Билли Байрн возвращался один на рассвете после того, как он обчистил кассу старика Шнейдера, содержателя пивной, и запер хныкающего старика в его собственный ледник, он был глубоко возмущен при виде трех пришлых хулиганов с Двенадцатой улицы, напавших на полицейского Стенлей Ласки. Они били его его же собственной дубинкой и в то же время наносили ему удары в живот своими тяжелыми сапогами.
Ласки далеко не был другом Билли Байрна, но он родился и вырос в его квартале, служил в двадцать восьмом полицейском участке на Лэк–стрит и таким образом составлял неотъемлемую собственность шайки Келли. Избиение полицейского казалось Билли делом естественным и даже хорошим – при непременном условии однако, чтобы его совершали люди, имеющие на то право, люди его собственного района. Он не мог равнодушно видеть, что чужая шайка осмеливалась распоряжаться в его квартале. Это было просто нетерпимо! Какой–нибудь человек, менее искушенный жизнью, чем Билли Байрн, бросился бы, очертя голову, в драку и по всей вероятности был бы убит на месте, потому что пришельцы из Двенадцатой улицы были самыми настоящими головорезами.
Опытный глаз Билли сразу это учел, а потому он осторожно стал прокрадываться вперед, держась все время в тени, пока не очутился совсем близко за спиной негодяев. Он подобрал с мостовой небольшой, но острый гранитный булыжник, надежный булыжник, который крепче всего на свете, крепче даже, чем черепа людей, живущих на Двенадцатой улице.
Билли был ближе всего от того человека, который размахивал полицейской дубиной над головой полисмена. Он поднял свой камень и быстро долбанул им по затылку ничего не подозревающего хулигана. Удар оказался удачен: перед Билли осталось всего два противника.
Раньше, чем товарищи убитого успели понять, что случилось, Билли схватил упавшую дубинку и нанес ею страшный удар по глазам одного из них. Тогда последний противник вытащил револьвер и в упор выстрелил в Билли. Пуля пробила навылет левое плечо. Более высоко развитый организм или нервный человек несомненно свалился бы на месте, но Билли, не обладавший высоко развитым организмом, не знал, что такое нервы, а потому единственным результатом раны было только то, что он обезумел от ярости. До этой минуты он был только возмущен – возмущен наглостью этих пришельцев с Двенадцатой улицы, вздумавших хозяйничать во владениях Келли… Теперь же он был взбешен и в этом состоянии проявил чудеса ловкости и силы.
От длинного ряда своих анонимных, но дюжих предков Билли унаследовал физическое сложение, которому позавидовал бы премированный бык. С самого раннего детства он дрался, ежедневно и всегда «нечестно», и знал все трюки уличной драки. В течение последнего года к природным данным Билли присоединилось еще знание научных приемов борьбы. Результат получился потрясающий – для негодяя с Двенадцатой улицы.
Бандит не успел снова взвести курок; его револьвер оказался выбитым у него из рук и полетел через улицу, а сам он тяжело грохнулся на гранитную мостовую.
Полисмен Ласки, оставленный своими противниками, мигом оправился. Это пришлось как нельзя более кстати, потому что хулиган, которого Билли оглушил ударом дубинки по глазам, тоже пришел в себя. Ласки быстро уложил его вновь рукояткой револьвера, которого он не успел вытащить при первом нападении, и повернулся, чтобы прийти на помощь Билли.
Но в помощи нуждался не Билли, а джентльмен с Двенадцатой улицы. Ласки с большим трудом оттащил рассвирепевшего Билли от его жертвы.
