Бои на Карельском перешейке - [82]
— Сюда, товарищи! — крикнул он пехотинцам и танкистам, — дот наш!..
Блокировочная груша беспрепятственно подошла к доту и взорвала его.
Никогда не унывали наши танкисты. Они умели изменять условия по-своему не только в боях, но и на отдыхе и в походе. А это было не менее важно. Надо представить себе обстановку: долгие зимние ночи, слег и морозы, почерневшие трубы деревень, сожженных щюцкоровцами, надо представить себе это, чтобы понять, как много значило в перерыве между жестокими боями найти место, где бы можно было помыться, согреться, поспать…
Как ни хорошо работали наши саперы, но далеко не всегда удавалось устроиться в землянках или в крытых утепленных машинах. Трудно было расположиться и внутри танка — там слишком холодно и тесно. Но танкисты сумели оборудовать себе целый «дом отдыха» на задней броне машины. Плиты этой брони образуют слегка наклонную плоскость, на которой может свободно улечься весь экипаж танка. Брезент, которым покрывают машину от непогоды, танкисты спускали с орудийной башни так, что он образовывал над броней целый навес. В этой палатке можно было укрыться от ветра и снега. Но как уберечься от холода? Правда, задняя броня нагревается от мотора, но этого недостаточно.
Танкисты нашли выход. У края броневой площадки устроен так называемый карман воздушного охлаждения. Особый металлический щиток отбрасывает горячий воздух, выходящий из мотора. Танкисты перевернули этот щиток так, что направили весь поток теплого воздуха внутрь брезентового навеса. На задней броне стало так тепло, что можно было и поспать, и высушить валенки, и даже согреть консервы, держа их над самым карманом. Надо было только следить, чтобы под брезент не проникал угарный газ из глушителя.
Танкисты ухитрились даже устроить в своем «доме отдыха» электрическое освещение, пропустив из башни через люк 12-вольтную лампочку.
Преследуя врага, боевые танковые батальоны иногда отрывались от своих баз, но это не мешало танкистам регулярно устраивать себе горячую баню.
Для этой цели применялись те же брезенты. Их раскидывали в виде палатки прямо на снегу или на льду озера. Из старых бензиновых бочек получались превосходные печи. В качестве теплого пола применяли солому или хвойные ветви с уложенными на них досками. Вместо шаек в дело шли цинковые ящики из-под патронов. В такой бане устраивали настоящую русскую парную — достаточно было плеснуть воду на раскаленные железные печи…
Годовщину Красной Армии—23 февраля 1940 года — танкисты нашей бригады встречали в местечке Сювеноя, неподалеку от Ильвеса, где был расположен мощный узел белофинских укреплений. Был самый разгар боев за прорыв главной укрепленной полосы противника. Накануне танковая рота в жестоком кровопролитном бою помогла захватить и взорвать пять вражеских дотов.
В самый день годовщины несколько танковых подразделений снова ушло в очередную атаку…
Те танкисты, которые в этот день оставались дома — в землянках или у своих машин, решили торжественно и организованно встретить праздник. За дело взялись горячо и быстро. Из тех же брезентовых полотнищ, растянутых на кольях, была устроена громадная палатка вместимостью человек на двести. В этом брезентовом «ресторане» вместо столов были расставлены ящики из-под снарядов, покрытые чистыми простынями или халатами. По углам были гирляндами развешаны 12-вольтные лампочки, работающие от танковых батарей.
Каждая часть имела в этом «ресторане» свой богато уставленный стол. Аккуратно разложили подарки, полученные от трудящихся: коробки с конфетами и печеньем, папиросы «Северная Пальмира», всевозможные консервы и шоколад.
На этом торжественном вечере были и доклады и выступления. Замечательно прошла художественная часть. Нашлись в бригаде свои певцы, рассказчики и музыканты. Достали гитару и баян… Хором спели любимую походную, на мотив песни кочегара:
А бой шел совсем неподалеку. Он продолжался всю ночь. В самый разгар вечера среди музыки и праздничного шума доносились разрывы снарядов, от которых дребезжали на столах кружки и консервные банки…
Когда танкисты расходились по своим землянкам и машинам в темную, холодную ночь, до них донесся сильный взрыв, от которого задрожала земля, — еще один вражеский дот кончил свое существование. И уже трещал белофинский укрепленный район. Он рвался под ударами красных бойцов — людей, которые не теряются ни при какой обстановке, которые умеют с песнями отдыхать и работать и с песнями побеждать.
Я так и не помню, как мы попали на это проклятое озеро. В ту минуту я был увлечен боем. Красный деревянный домик с провалившейся крышей был еще цел, и оттуда — мне это хорошо было видно в панораму — били по нашей пехоте финские пулеметчики. Три снаряда я пустил по домику прямо с хода… Точно! Механик-водитель кричит:
— Дом загорелся.
Я уже сам знаю, что загорелся. Но тут гляжу в смотровую щель — слева, недалеко от танка, столбом поднялся снег с землей и дымом. По разрыву понял, что бьет миномет. Ладно, думаю, лишь бы не пушка. Надо все-таки найти, откуда он бьет. В оптический прицел я разглядел рядом с домом подозрительный бугорок и яму. Чую, что здесь и засел минометчик. Засек я его, пушку навел, кричу башенному:
