Богослов, который сказал о Боге лишь одно слово - [7]

Впрочем, понятийный движитель взаимоперерождений богов тот же самый, что и перетеканья вселенских эонов, о котором сейчас мы скажем. Являющее себя проходит всегда три стадии[27]. Сначала оно проявляется неопределенно, затем определенно и, наконец, предельно[28]. Причем этот закон явлений (воплощений) мы можем видеть и на примере самого ВОПЛОЩЕНИЯ в целом, как такового.

Эон вселенский первый, пребывание Ария в Ирии (по Библии – Адама в Эдеме)[29] есть воплощение вообще – неопределенное: не имеющее пределов (ограничений) во времени и возможностях. Второй эон, блуждание человечества в Малой Сварге (по Библии – в мире, который лежит во зле после грехопадения Прародителей) есть воплощение ради самого воплощения – определенное: ограничиваемое Смертью, являющее малоосмысленный хоровод рождений-смертей-рождений… И, наконец, эон третий, Спасение, который суть воплощение самого Воплощения – предельное: ибо Слово, содеевающее плотью все, облекает ею теперь самое Себя, то есть воплощает сам уже Воплощающий Принцип. И в результате плоть обретает возможность одолеть Смерть.

Подобные духовные созерцания и пророчество о грядущем воплощении Слова, перенятое от арктов, легли в основу величественного цикла мифов о Спасе Даждьбоге, каждая деталь которого символична и, вместе с тем, несет в себе профетический концентрированный заряд. Мифы говорят о рождении Его Девою, о преображении, распятии, воскресении и восхождении Даждьбога на небо ко Сварогу. Древние руссы, констатирует Коннер, «следуя в южном направлении вдоль Волги к Каспийскому морю и к Малой Азии, в далекое доисторическое время предприняли опасный поход к более теплому климату и более легким завоеваниям через Иран в Индию и Месопотамию»[30]. Тогда во всех этих землях родились переложения Даждьбожьего эпоса, которые в последующие тысячелетия сделались основой мощных религий. Таковы культы Озириса и Гора (Хора), Аполлона и Диониса, Думузи (где можно видеть поразительные совпадения в текстах гимнов с православным христианским каноном), Колаксая и Митры. В священном гимне Мехр-Яшт последний недвусмысленно именуется «воплощенным Словом» (Яшт 10:25)[31]. Однако все это, повторим, были перепевы, которые утратили целостность матричной мелодии, а потому сплошь и рядом вырождались в язычество. Правда, один из египетских фараонов – Эхнатон – попытался обратить этот процесс, но у него ничего не вышло. Действительное ведение сохранялось лишь в узком кругу посвященных или философскими школами.

ДУХОВНОЕ НАСЛЕДИЕ ТРОИ

Все сказанное выше подводит нас к ответу на вопрос № 2: почему величайшие церковные иерархи послушали мирянина, более того – некрещеного человека? Не потому, разумеется, что это был император, который мог их к послушанью принудить силой. То были бойцы-епископы! Некоторые несли еще, как отмечалось в начале, на своих телах следы пыток. Предшественники Константина на троне – Диоклетиан и Галерий, оголтелые язычники – никаким кровавым насилием не смогли заставить святых мужей отречься от своих убеждений. Поэтому было бы нелепостью объяснять решение последних опаскою пред светской властью. (Это ко временам V Вселенского собора константинопольский епископат сделался столь обмирщвленным, что, уступая грубому давлению Юстиниана I, согласился выбросить из христианского учения, например, ведение о реинкарнации.)

Для православного христианского богослова времен Константина (а неправославных христиан тогда не было) авторитетом в духовных делах мог обладать только православный же богослов. И не во всяком случае было важно, прошел ли таковой уже таинство сугубо христианского посвящения – крещение – или пока является посвященным лишь православия (Правь славили) ведического. Чтобы сие непривычное современному читателю утверждение не показалось бездоказательным, напомним о новейших открытиях председателя комиссии РАН по культуре древней и средневековой Руси Валерия Чудинова, которые заставили его сделать следующий категорический вывод: «Христианство должно было появиться только как развитие славянского ведизма, а не какой-либо иной веры. Например, его невозможно представить развитием иудаизма»[32].

К подобным выводам пришел не только В.А. Чудинов. Михаил Новиков-Новгородцев пишет в книге «Ведическое мировоззрение протославян»[33]: «Радимир – так называли Основателя христианства при императоре Константине». Действительно, на первом Вселенском соборе имена «Спас Даждьбог»[34] и «Радимир»[35] звучали едва ли реже, чем греческое «Христос». Ведь кроме заграничных гостей-славян в Никее присутствовали представительные делегации Скифополя и других славянских городов Малой Азии. Не удивительно, что посвященный православного ведизма вполне мог восприниматься равноправным участником богословской дискуссии.

Являлся ли таким Константин? Он был не только императором, как известно, но и великим понтификом. То есть, говоря по-русски, он был царь-волхв. Уже по этой причине соборяне, на самом деле, не могли рассматривать его как мирянина и «невежду в законе». (Невеждой основатель первой христианской империи был разве только в законе иудейском, который он, впрочем, и не желал знать. Константин вообще называл иудеев не иначе, как «богоубийцы», за что его самого А.В. Карташев называет «антисемит».) Причем, Константин относился к должности великого понтифика отнюдь не формально. В отличие от, увы, большинства предшественников своих в ней. Последние веками позволяли ведизму, который был унаследован юным Римом от павшей Трои, вырождаться в язычество. И в результате римская вера стала посмешищем для большинства племен, которые граждане «вечного города» именовали варварскими.