Богиня за стеклом - [7]

– Прости, что беспокою тебя вопросом, который наверняка покажется тебе банальным, добрый Служка, но я человек неученый, а твой город воистину завораживает меня. Это называется Пастушеский Молот, или, иначе говоря, Молот, который принадлежит Пастуху?

– Абсолютно точно, друг мой, точнее и быть не может.

Служка усмехнулся остроумности своего ответа и умолк, очевидно ожидая следующего дурацкого вопроса. Но, услышав, как Ниффт бормочет себе под нос, оглядывая окружающие город скалы: «Трудно и представить себе землю, которая меньше походила бы на пастбище, чем эта, не правда ли?» – он сначала утратил дар речи, потом почему-то рассердился.

Пожав плечами, он нахмурился и ответил:

– В обычном смысле этого слова, разумеется. Однако название города указывает на исторический факт. Животные, за которыми присматривала Смотрительница Стад, были литофагами – пожирателями камней. Именно они, кормясь на этом берегу, выгрызли бухту и скалы там, где прежде не было ничего, кроме богатых железом неприступных утесов. Фекалии стада снабжали племя Смотрительницы обогащенным металлом, необходимым для развития их промысла, а также чем-то вроде угля для кузниц. Так что все это и в самом деле пастбища, хотя и не такие, где привольно длиннорогам или джабобо. Прошу вас, господа, нам и в самом деле пора.

III

По мере удаления от гавани городские улицы все круче уходили в гору, пока не достигали наконец центральной возвышенности, огромного каменного монолита с плоской вершиной, увенчанной величественными постройками. Меж этих домов, среди просторной, окруженной рядом колонн площади, и высадило своих пассажиров ландо храмового Служки. Сам он уже приготовился сопровождать своих спутников к гигантскому зданию с тяжелой прямоугольной террасой, второму по величине сооружению акрополя, как вдруг Ниффт, ни на кого не обращая внимания, точно во сне, двинулся в совершенно противоположном направлении, дошел до середины площади и остановился у острия зазубренного лезвия тени, что пересекало каменные плиты. Это был самый крупный выступ огромного темного клина, который полуденное солнце отбрасывало на площадь, затеняя всю ее повернутую к горам сторону. Служка поднял было руку, собираясь протестовать, когда он и Кандрос увидели, как взгляд долговязого кархманита, задержавшись на мгновение на кончике теневого лезвия, устремился вверх, к вершине горы, которая эту тень отбрасывала. Рука служителя храма упала, и на мгновение все трое замерли, молча глядя вверх, на молот, что злая судьба занесла над процветающим городом.

Наполовину разрушенная – готовая все разрушить, – гора так мало отличалась от своих причудливых сестер, что ее нынешнее состояние сообщало им всем выражение дополнительной угрозы. Хотя, надо признать, и при любых других обстоятельствах вид у них был бы не менее устрашающий. Яркое полуденное солнце высвечивало саму динамику их сотворения, заставляя сверкать к блестеть беспощадно перекрученные, свитые в тугие спирали прожилки металла: казалось, расплавленные породы слили некогда в один котел и варили, помешивая космической шумовкой. Исконная необычность структуры и послужила причиной возникновения истерзанных, обглоданных гор, ибо тысячелетия «чисток» – именно так назывался процесс спиральной разработки отдельных металлоносных жил, а также породы между ними – обнажили их скелет. Руда, пласты которой переслаивали залежи металла, не отличалась особым разнообразием. Большую часть ее составлял плотный, но хрупкий коричневато-черный камень – тот самый фекальный уголь, о котором упоминал Служка. Его добывали с тем же усердием, что и различные металлы.

Поврежденный пик, равно как и многие другие вокруг, был настолько глубоко выскоблен, что различить ненарушенные слои породы, удерживавшие его массивную верхушку, можно было невооруженным взглядом. На высоте примерно четырех пятых всей горы, там, где могла бы находиться, если так можно выразиться, ее «шея», огромный оползень вскрыл хрупкое переплетение жил, подпиравших тяжелую шишковатую «голову». Три закрученных друг вокруг друга стебелька железной руды, на которых держалась вершина, выглядели на удивление неадекватными возложенной на них задаче да и, собственно, уже заметно прогнулись в сторону города под навалившейся сверху тяжестью, образовав угол с наклоном примерно в сорок пять градусов. Система подпорок из дерева и стали – колоссальных в сравнении с обычными человеческими размерами, но трогательно не соответствующих нависшей над ними каменной массе – рваными зубцами окружала разлом.

Ниффт повернулся к горе спиной и вновь присоединился к своим спутникам. Следуя за Служкой к храму, он пробормотал:

– Эти подпорки. Надо полагать, они служат скорее в качестве полумеры психологического характера, нежели серьезного средства защиты?

Служка, скорчив кислую мину, кивнул. Ниффт продолжал:

– Насколько она велика, в масштабах всего города? Я имею в виду, если она все-таки упадет на город – ну, или хотя бы просто опустится на него, – она его накроет?

Служка уставился на Ниффта откровенно ироническим взглядом.

– Бог ты мой, ну конечно нет! Мы все тщательно рассчитали. Посмотри вон туда, вниз, где гавань. Видишь там, в самом дальнем углу крепостной стены, несколько лачуг?