Богиня маленьких побед - [12]

– Говоря откровенно, в самом начале нашего романа я его изводила. Потому что ненавидела чувствовать себя отверженной. У меня совершенно не было доступа к огромному пласту его жизни. Мне пришлось учиться знать свое место. Но я родилась не для этого. И хотя ничего не желала признавать, подобная отчужденность не переставала меня поражать! Да и потом… у нас были и другие заботы.

Энн налила пожилой даме воды, чтобы удовлетворить ее жажду.

Адель неуверенной рукой взяла стакан, тщетно пытаясь унять дрожь в руках.

– Курт постоянно стремился к совершенству, несовместимому с принципом вульгаризации. Оно подразумевает некую форму недоговоренностей и компромиссов. Все, что мне было известно о его работе, я по крупицам узнавала от других, постоянно прислушиваясь к их разговорам.

– А когда вы осознали весь масштаб его личности?

– С самого начала. В университете он был восходящей звездой.

– Теорему о неполноте он сформулировал уже при вас?

– А почему вы спрашиваете? Собираетесь написать роман?

– Просто мне хотелось бы услышать вашу версию. В среде посвященных эта теорема стала чем-то вроде легенды.

– Я всегда смеялась над теми, кто разглагольствовал по поводу этой долбаной теоремы. Говоря по правде, было бы просто удивительно, если бы половина из них хотя бы могла понять, о чем в ней идет речь. А сколько таких, кто пользуется ею, чтобы доказывать всякую ерунду! Лично я признаю ограниченность моего понимания. Но они моего нерадения не разделяют.

– А эта ограниченность вас не злит?

– К чему бороться, если сделать все равно ничего нельзя?

– Это на вас не похоже.

– Вы полагаете, что уже достаточно меня узнали?

– Вы значительно глубже, чем хотите казаться. Однако ответьте мне на вопрос – почему я? Почему вы разрешаете мне к вам приходить?

– Вы не побоялись вести себя со мной бесцеремонно. Снисходительность ввергает меня в ужас. Мне нравится смесь извинений и наглости, которой вы меня пичкаете. К тому же я не прочь узнать, что скрывается за вашими манерами простушки.

Деликатным жестом Адель заправила под тюрбан выбившуюся прядку волос.

– Знаете, что говорил Альберт? Да-да, Эйнштейн был нашим близким другом. Звучит солидно, да? Боже мой, как же он надоедал своими разговорами!

Энн склонилась к пожилой даме, чтобы не пропустить ни единого слова.

– «Самое прекрасное и глубокое, что может выпасть на долю человека, это ощущение тайны». Конечно, из этого изречения можно сделать неоспоримые выводы, но лично я узрела в нем нечто совершенно иное. Я прикоснулась к тайне. И даже если поведаю вам обо всем, вы все равно никогда не почувствуете того, что испытала я.

– А вы изложите мне факты в виде занимательной истории. Я не буду включать ее в докладную начальству. К Институту это не имеет никакого отношения. Только вы, я и чашечка чая.

– Я предпочла бы немного бурбона.

– Еще не вечер.

– Ну хорошо, тогда шерри, на палец.

8. Август 1930 года. Кафе неполноты

Я остерегался творить кумира из истины, предпочитая на более скромный манер именовать ее точностью.

Маргерит Юрсенар, «Философский камень»

По вечерам, когда мне не нужно было выступать в кабаре, я ждала его у кафе «Райхсрат» напротив университета. Это заведение было не для меня, там не столько пили, сколько говорили. В нем воссоздавался мир, который, как мне казалось, совершенно не нуждался том, чтобы его повторно сотворять. В тот вечер встреча была посвящена подготовке к поездке на научный конгресс в Кёнигсберг. Я отнюдь не сожалела, что меня на нее не позвали: конгресс по «теории познания точных наук» не имеет ничего общего с амурной эскападой. Накануне Курт как-то особенно воодушевился и пребывал в восторге, что для него было состоянием неслыханным. Ему не терпелось представить на этом ученом собрании свои работы.

Мне уже порядком надоело томиться под аркадами, когда он наконец вышел из кафе – один, намного позже всех остальных. Я была голодна, меня мучила жажда, и я решила из принципа устроить ему сцену. Но по его сгорбленному виду поняла, что момент для этого далеко не самый подходящий.

– Может, пойдем пообедаем?

– В этом нет необходимости.

Курт тщательно застегнул пиджак, у которого был уже не столь безупречный вид, как раньше. Создавалось такое впечатление, что он принадлежит другому человеку, более упитанному и плотному.

– Если хочешь, можем немного пройтись.

В его понимании «пройтись» означало напитаться тишиной. Я не выдержала уже через несколько минут. Ведь единственный способ утешить мужчину, который ничего не ест и даже к вам не прикасается, состоит как раз в том, чтобы с ним поговорить. Лучшего лекарства от беспокойства и тревоги я не знала.

– Почему ты с таким упорством участвуешь в заседаниях «Кружка», если совершенно не разделяешь их идей.

– Они помогают мне думать, к тому же я должен с кем-то делиться результатами своих исследований. Кроме того, мне нужно опубликовать научную работу, в противном случае у меня не будет права преподавать.

– Ты напоминаешь мне маленького мальчика, разочарованного рождественскими подарками.

Он поднял воротник и засунул руки в карманы, совершенно бесчувственный к ночной сырости. Я взяла его под руку.