Боги войны - [4]

– Знаю я, отчего ваш царь хочет мира, – повторил с усмешкой Урус. – Со всех сторон вас окружили! Точно зверя травят! А сил у вас мало осталось! Ещё неизвестно, быть вам, русским, или не быть? А то ведь раздавят…

– Может, сил у нас и менее, чем прежде, – ответил усмешкой храбрый Пелепелицын. – Но на степь хватит. Уж поверь мне…

– Что хочешь сказать мне этим, русич? – нахмурился князь Урус, лицо его исказилось от гнева. – Вызов бросаешь?

– Говорю как есть, князь. – Посол шёл напролом. – Ты прав: может, самому царю и не до Сарайчика нынче. И других дел и забот у него – прорва. Но открою тебе секрет, потому как терять мне более нечего, кроме жизни. Только своим царским словом царь наш батюшка удерживает казаков и волжских, и донских, и яицких от похода на Сарайчик. – Пелепелицын твёрдо встретил гневный взгляд Уруса. – Не от себя я говорю, князь! От лица государя своего. И не лукавлю! Он мне так повелел сказать. Передай, говорит, с подарками князю Ногайской Орды Урусу, что еле сдерживаю казаков всех окраин от похода в каспийские степи. Уже давно казаки точат сабли на ногаев, вновь, как и два года назад, хотят пройтись огнём и мечом по ногайским улусам и вновь сжечь столицу вашу.

– Врёшь! – воскликнул Урус и швырнул в сторону пиалу. – Врёшь, московит!

– Не вру, князь! Вот тебе истинный крест, что не вру, – широко перекрестился Пелепелицын. – Правду говорю! Скажи князю, сказал мне царь, мочи больше нет удерживать казаков от большой войны. Многие тысячи готовы выдвинуться с русских рек. И сговорились они уже. Москвы только и опасаются, не хотят ссориться с царём казаки. А ты сам знаешь: буйны у них головушки, остры сабли и пики, горяч свинец! Ни своей жизни, ни чужой не жалеют. Дикие они и сердцем, и душой. И ой как степь не любят! – Посол даже головой покачал. – И мести хотят за Русскую землю поруганную! Не мои это слова, – глядя в искажённое от гнева лицо ногайского степного владыки, смело говорил Василий Пелепелицын, – не мои, князь. Иоанна Васильевича! Убьёшь меня – в лицо царю плюнешь. И хоть и ослаб он маленько от врагов наших, которые повсюду роятся, так что с того? Они всегда роятся, а Русь-то стоит и границы свои раздвигает. Нынче – худо, завтра – с горой блюдо! Так говорит наша пословица. Тебе решать, князь, как быть. Не буди лихо, пока тихо, говорим мы. Не иди против царя всея Руси. Издали гора мала кажется, а подойдёшь – полнеба закроет. К мудрости твоей взываю, князь…

Договорил Пелепелицын и стал ждать своей судьбы и своих товарищей. И правильно. Князь Урус, зло глядя на посла, сейчас решал: жить им или не жить. Да только одно дело – жечь и грабить окраины Русского государства, и совсем другое – зарезать царского посла в княжеской ставке. Это и впрямь – обида смертельная. Лютая. Вечная. Ногайская Орда – не Золотая былых лет, где легко решали судьбы всех русских князей. Кому – ярлык на княжение, а кому – смерть и позор. Теперь всё иначе. Да к тому же боялись ногайцы казаков – этих матёрых зверюг. Выскакивали, точно из-под земли, и брали всё, что хотели. Добро, женщин, детей! Степняков мужчин под нож. И растворялись по рекам да в море, куда ни один степняк ни за какое золото мира и не сунулся бы. И страшны были казаки в битве: никто не мог сравниться с ними. А если и впрямь все придут сюда: и волжские, и донские, и яицкие? На этот раз пощады никому не будет! Только отвернись! Не то что могилы разворошат, как в прошлый раз, – стены Сарайчика сроют под корень!

И Урус решил: хватит войны! Пора заключать мир с Москвой. Пора отзывать своих разохотившихся до грабежа мурз. Что взяли, то взяли. На этом пора и закончить.

– Я согласен помириться с твоим царём, – сказал Урус. – Но только на том условии, что казаки близко не подойдут к моим владениям. Только так. Коли обманут, то я буду считать, что сам царь нарушил наш договор.

– Идёт, князь, – с величайшим облегчением кивнул Пелепелицын.

Он уже понял, что смертушка рано показала зубы, что ещё не срок ему помирать.

– Дам тебе посла и три сотни моих людей, – сказал Урус, – чтобы ты границу нашу мог пройти. А то, говорят, нынче там неспокойно. Там, слышал я, кое-кто из моих мурз, особенно претерпевший от Москвы и казаков, порядки свои наводит. Вот от них-то и хочу тебя уберечь, Василий Пелепелицын. С почётом поедешь, сын боярский! И не таи обиду, что с коня тебя силком снял. Всё, что тебе и твоим людям принадлежало, я верну. Я казакам простить не могу их налётов. Сжёг бы их всех на одном костре! Живьём бы в котле сварил, шайтанов!

2

И вот теперь уже ногайское посольство во главе с Василием Пелепелицыным и послом Хасим-беком, племянником князя Уруса, оставив Яик и пройдя прикаспийские степи, двигалось вдоль реки Самары к Волге. Триста ногайцев охраняли послов. С посольством увязался ещё и бухарский караван с охраной из узбеков, который дошёл до Сарайчика и ждал надёжного сопровождения. Караван хотел попасть в Казань и Нижний Новгород, парчу и шелка выложить на прилавки больших русских городов.

Там, где река Самара впадает в Волгу, и остановился караван из Сарайчика. Какие же это были места! Добрая река впадает в великую! Такое раздолье, что и не насмотришься! Да только дело торопило. Надо было переправляться на правый берег. Целое войско перевести с одного на другой!