Боги вне подозрений - [113]

Фарклайд невозмутимо продолжил стоять прямо напротив старшей жрицы. Их разделяло пространство целого храма, но всем почему-то казалось, что на самом деле они находятся наедине. Промедление уже становилось неприличным. Обычно такая пауза означала, что гости желают оскорбить хозяев, святилище и Богиню. Заподозрить в последнем ее старшего протектора было невозможно, но все знали, что когда-то Орнелла предпочла ему другого. Неужели Фарклайд решил нанести ей удар в бесконечно важное для нее – ее храм, ее работу, ее предназначение? Проклятие протектора такой силы в эту ночь навсегда убьет святость этого места.

Льот неторопливо поднял руку. Присутствующие замерли на полувздохе. На лице старшей жрицы не дрогнуло ничего. Она знала.

Энергия завертелась вокруг мужчины, отдаваясь ему с жаждой истосковавшейся женщины. Воздух вокруг задрожал от напряжения. Потом Льот поднял вторую руку, прижав ее пальцы к ладони другой. Сконцентрировался.

В следующий момент в зале стало заметно светлее. Но это заметили не сразу. Все внимание притянула вспышка, всплеск энергии. Через мгновение стало понятно, что огонь загорелся в оставшихся незажженными полукруглых чашах. Обычно сделать это удавалось в лучшем случае к середине церемонии. К тому моменту они достаточно напитывались энергией, чтобы заполыхал их жаркий оранжево-желтый огонь. Когда он просыпался, храм тоже приобретал новые силы. Как и все присутствующие.

Никто из них, кроме разве что пары-тройки человек, не мог проделать то же, что Льот мгновение назад. И зал замер в невольном восхищении. В глазах старшей жрицы на миг скользнуло что-то похожее на гордость. Потом они вновь приняли свое обычное приветливо-внимательное выражение, сама женщина улыбнулась, благодаря за помощь, выражая свое уважение, и продолжила церемонию.

Фарклайд повернулся к Шаи и легко уточнил:

– Мы просто выжидали момент.

И первый направился по проходу, чтобы занять свое место справа в пяти-шести шагах от возвышения, на котором стоял алтарь. Его спутники уселись рядом, по выработанной за долгие годы привычке принимая молитвенную позу. Каждый из них чувствовал, что с каждой минутой все больше и больше наполняется силами. Обычно для такого эффекта требовалось куда больше времени. Не зря этот храм и эта церемония считались столь важными.

Ритуал шел своим ходом. Льот вновь прикрыл глаза. Слишком ярко. Сумерки даже при таком количестве огней отступали, но не исчезали полностью, прячась под потолками и по углам. Мужчине казалось, что он чувствует эти островки ночной черноты. Почему-то хотелось окунуться в них, завернуться в эту мягкую манящую темноту. Он слишком устал, а люди вокруг, пусть это даже соратники и единоверцы, раздражали. Да, нужно пополнить запас энергии. Если не ему, то членам его отряда. Не у всех же такой потенциал… Но разве нельзя было это сделать иначе? Ночи полноценного сна вполне хватило бы. А сейчас они несколько часов убьют на церемонию. Конечно, почтить Богиню необходимо, но протекторам вполне позволено сократить эту процедуру. Тем более что, если они останутся до завершения ритуала, наверняка множество из присутствующих посчитают своим долгом подойти, поздороваться, поговорить, пожелать удачи, втихаря выведывая сведения, а может, и злорадствуя. «Не люблю людей», – неожиданно для себя подумал старший протектор.

Льот открыл глаза. Орнелла стояла в нескольких шагах от него, как и положено, в нужный момент передоверив руководство церемонией другим жрицам. Тени причудливо играли на стене позади женщины. От множества огней они изгибались, кривились и метались по поверхности, словно в танце или агонии. Совсем молодая девушка перед самым алтарем высоким пронзительным голосом взывала к Богине. Ее слова отдавались в ушах каким-то неясным беспокойством, вызывая стойкое желание как-то отгородиться от них, от этого царапающего тембра. Старшего протектора невольно раздражало еще и то, что приходилось сидеть спиной к стольким людям. Не то чтобы он ожидал от них нападения, но некоторые привычки не вытравишь, как ни старайся.

Фарклайд снова посмотрел вперед. Ему показалось, что Орнелла стоит слишком близко к огню, а ее одеяние очень воздушное. От любого ветерка может взметнуться и загореться. «Надо как-то указать ей на это». Стоило мужчине об этом подумать, как от боковой стены отделился один из молодых помощников, что до этого момента незаметными тенями стояли в нескольких шагах от алтаря.

– Матушка, осторожней, – донесся до Льота его тихий голос.

Орнелла вздрогнула. Но, увидев кивок юноши на слишком близкий огонь, разумно отступила от него и с нежной благодарностью улыбнулась сыну. Тот вновь занял свое место.

Льоту показалось, что кто-то закричал. Чуть ли не впервые в жизни ему стало трудно удерживать невозмутимое выражение лица. Молодой человек в форме учащегося на Феэркен-сене обладал того же оттенка светлыми волосами, что и его мать. И глаза у него были точно такие же. Рост не подкачал. И даже осанка, взгляд, гордо поднятый подбородок, то неуловимое достоинство, что всегда отличало эту женщину, – все, все было ее. И лишь знаки рода Нецкальских указывали на то, кто его второй родитель.