Боги молчат. Записки советского военного корреспондента - [208]

«Он, видите ли, был до войны уполномоченным комитета заготовок и ему это так понравилось, что, ставши начальником района, он сохранил и прежнее свое название, для важности прибавив к нему чрезвычайный».

Был ли Непроходимый уполномоченным комитета заготовок, трудно сказать, людские биографии и имена тогда менялись легко и произвольно, но что был он человеком решительным, беспощадным и чрезвычайно властным — это факт. И верно сказал Володя, был он не дурак, но ум его воодушевлялся злом. Из таких людей в смутное время на Руси выходят разгульные атаманы. Что Непроходимого дураком не назовешь, следовало хотя бы из того, что он не только атаманствовал, но был в своем роде преобразователем России. Он прославился среди русских своим докладом немецким властям о необходимости разделить Россию на много царств, чтоб каждое такое царство было не больше области, а правил вождь, из русских же вождей создать совет, а председателем выбрать Гитлера. Проект нелепый, но в то время всякие возникали, и проект Непроходимого был не самым худшим из них.

В своем районе, состоя при бездельнике-коменданте, которому он пришелся по душе идеей многоцарствия на Руси, Непроходимый исполнял массу государственных дел и справедливость требует сказать, что не всегда он действовал вопреки здравому смыслу. Володя рассказал о Непроходимом всё, что сам знал, и Марк думал, что уж очень русское, в анархизме своем русское, выражено в районном царе. Человек вырос на уважении к силе. Если он действительно был уполномоченным по заготовкам, то был он, следовательно, и коммунистом, и членом райкома партии, и доклады людям делал в духе партийной линии, и жал на людей в соответствии с партийными директивами, а где же, как не на таком посту, человек может безраздельно уверовать в силовое начало? Во время войны, оказавшись совсем в новом положении, этот человек воспользовался тем, что усвоил раньше, ничего нового ему не требовалось. Раньше партийность делала его силой, теперь источником силы для него стали немцы. Они поставили его бургомистром того города, из которого теперь ехал Марк. В то время, правда, Непроходимый носил обыкновенное русское имя — может, свое, может, чужое. Это при нем хозяином положения стала отпетая братва урок, спекулянтов, грабителей; при нем производились насилия над населением, обесчещивали девушек, открыли тюрьму.

Нельзя сказать, что сам бургомистр был непосредственным участником всего этого — он тогда был занят планированием русского будущего на сто лет вперед и определением для себя места в нем, но, как у всех людей такого склада и такой школы, у него не было чувства принадлежности к людям, к своим людям. Он не искал честных и дельных помощников, ему было удобнее управлять с самой низкопробной шпаной. Скоро он оказался изолированным от всего города. Отец Володи, бывший до войны на самой, казалось бы, мирной работе — бухгалтером банка — стал его злейшим врагом. Этот бухгалтер, пользуясь тем, что он говорит по-немецки, получил от коменданта разрешение на организацию самообороны. Помощники бургомистра попытались удержать свою власть над улицами и переулками города, но с каждым днем им становилось труднее. Ходу им не давали, и вскоре они должны были засесть в городской управе вместе с бургомистром. Сидели они так недели две, а потом гуртом исчезли. Комендант согласился на назначение бургомистром Дробнина, а месяца через два его буйный предшественник вынырнул в смоленской земле в роли начальника района и чрезвычайного уполномоченного, и назывался он теперь Непроходимым.

С тех пор Непроходимый делил весь свет на две части: его район и всё другое-прочее. Районом он правил самодержавно, но при этом старался ввести какую-то совсем новую законность. Городской опыт научил его кое-чему, и хоть отпетые негодяи состояли при нем и в районе, но до открытого разгула он не допускал. Он даже становился на защиту своих подданных перед немецкими властями, что снискало ему популярность человека смелого, готового постоять за русских. Но такое отношение у него было только к подданным, пришельцев из соседних русских царств он не замечал или изгонял, а иногда и судил, суд же у него был скорый и суровый. Приписывали ему и расстрелы людей, но если они были, то винить нужно не только его, а и немцев: без немецкого ведома и согласия русские русских не смели убивать. Прерогативу убийств немцы бережно сохраняли за собой.

В каком-то мало приметном месте Володя сказал, что тут начинается царство Непроходимого. «Кстати», — спросил он, — «вы знаете почему он так назвал себя? Изредка он выпускает для жителей своего района прокламации, которые называет манифестами. Так вот, он заканчивает их словами: „Где я, там земля для большевиков непроходима“. Отсюда и его имя».

«Может быть, он имеет в виду нечто другое», — сказал Марк. — «Например — там, где земля для большевиков проходима, там меня нет. В таком деле главное ведь вовремя смыться».

Марк смотрел по сторонам, но ничего, что отличало бы эти места от тех, что проехали до этого, заметно не было. Ехали через село, девки носили на коромыслах ведра с водой, с ними перекрикивались немецкие солдаты, во дворах была заметна хлопотливая жизнь. Когда они подъезжали к площади, церковный колокол гулко отбил часы. Марк сказал, что дело идет к вечеру и, может быть, им лучше заночевать в этом селе, но Володя думал иначе.