Боги и Боты - [88]

Мать:

Ми тебиа вери аск.

Родители наши были зациклены на чистоте. Внутри всех этих готических башен из дорогущего натурального камня был выстроен фактически дом в доме, где благодаря современным нано-материалам и технологиям царили комфорт и стерильность 22-го века. Чтобы попасть в жилой сектор замка, нужно было пройти обработку в стерильной шлюзовой камере, увлажнить волосы специальным защитным гелем и переобуться… в общем, лишний раз туда заходить не хотелось. Ну, только если очень просят.

Двери во внутренние жилые помещения открывались только ботами, на прикосновения людей, в том числе и таких близких родственников как мы с Кэт, не реагировали. Проезжая по бесконечным комнатам на траволаторе, мы слушали релаксирующую музыку и разглядывали галлюцинации с видами на тропические пейзажи — поначалу, только на стенах, а уже в самом обеденном зале по всему внутреннему пространству. Возникло ощущение, что трава и песок практически нас окружают, покушаясь на белую стерильную поверхность пола и перекрытий, вылезая тут и там за пределы стен. А пальмы нависали над головами, слегка покачиваясь на ветру и перемещая тени и солнечные блики у нас на лице. А когда мы сошли с травалатора, то ощутили под ногами вязкий тропический песок. Чуть позже, уже сидя за столом, стоявшим посреди зала, мы боролись с желанием скинуть тапки и ощутить босыми ступнями набегавшую пенистую волну.

Родители сидели на другом конце стола все в белом и в окружении ай-ботов-официантов. Они даже казались частью проекции — чем-то нереальным и далёким. Воспоминания Кэт подсказывали, что никогда к нам и ни к кому другому не прикасались. Никогда никуда не выходили из замка, путешествуя виртуально. Питались безвкусными брикетами, полными всеми полезными веществами, подобранными семейным доктором. При этом сами себя обманывали, используя визуальные, вкусовые и обонятельные галлюцинации пищи.

Их главным пунктиком была мания продления жизни. Им было, соответственно: отцу — семьдесят и матери — шестьдесят семь лет, но выглядели оба на 30, как наши старшие брат и сестра. Красивые, здоровые, с безупречными улыбками и светящимися белками глаз. И при всём при этом — никакой пластической хирургии за всю жизнь. Это было главным табу в традициях нашей семьи и других европейских аристократов.

Отец:

— Садис, ми хатим пагаварит с табои, доч.

Мы сели и уставились в ряд тарелок, стоявших на столе, и частокол из вилок и ножей разной формы, лежащих справа и слева. Средневековый замок — средневековые традиции.

— Ти ничево не буш?

Мы помотали головой, вспоминая о витаминно-минеральных брикетах.

Мать:

— Наш ток о тваиом беби.

Официанты плавно и неспешно удалились за пределы комнаты.

— Какое вам дело до него?

Отец:

— Ета дела пра-далже-ниа рода.

— Никогда не замечала, что это вас волнует больше, чем продолжение самих себя!

Отец:

— Не груби!

Мать:

— Ета никак не свиазана с тем.

— Как и мой ребёнок с вами!

— Чта? — мать от удивления открыла рот и прикрыла его рукой. — Мелка бич!

— Летс пакоимсиа, — отец решил сыграть роль миротворца. — Катиа, паими, ктап ни бил атец, ми всио равно считаим беби сваим патомкам. И хатим джаст керри о ниом.

— И в чём же заключается эта ваша забота?

— Ти маст знат, ми мениали тваи гени.

— Но это же незаконно!

— Да. Неза-конна, но ми тибиа джаст лав…

— Чта решили убрат все бед гени.

— И дабавит харошие.

— У тибеа такие скилс, ти даже не знаиш…

— Далга-летие… тели-кинез…

— Спасибо. Очень ценю эту заботу.

— Пазвол нам забо-титсиа о твоиом беби.

— Ну, учитывая, что во мне не так много ваших генов, мой ребёнок к вам также имеет мало отношения. Поэтому, давайте оставим этот разговор…

Мы встали. Родители, похоже, не были готовы к такому повороту событий и в замешательстве переглядывались.

— Ти не кампрендо!

— Реч о вижи-вании в ката-строфи, — последняя попытка отца. — Учионие нашли гени, мейк стронг ту радиешн…

— К високим темперам…

— К…

— Интересно, и как они это сделали? Мышей поселили в ядерный реактор? — это мы с Кэт такие умные стали за последние недели совместной жизни в одной голове.

— Ета сикрет рисеч касми-ческаво едженси. Ани видутсиа давно, на косма-турах.

— Ета всио сириос Катиа. Ви ни шутки шутим.

— Вот и я не шучу. Кстати, запомните ещё кое-что — я не полечу на вашу станцию. Ни я, ни мой ребёнок. Мы будем выживать здесь. И только здесь. Если выживем, то значит, мы достойны этой жизни. Если нет — значит не судьба. Жить должны только самые приспособленные. Другим тут не место.

Мама не выдержала и повысила голос, на её безупречном лице появились елезаметные морщинки:

— Но ета же фуул! Ти джаст литл гёл. Ти синк, чта всио имеет неки смисл, чта всио ва Вселеннаи создано ради неки цели, — она у нас профессор логики, вот и зарядила лекцию! — Но ета не так! Жизн — бесс-мислен-на и бес-пащад-на.

— Да, Катиа, умираут те, кта не боратсиа. А живаут не толка гена-здаровии, но и гена-мудрие.

Сильная фраза, но им нас не сбить с толку.

— Мудрость мои дорогие родители в том, что и комета, какой бы она ни была бессмысленной, и вы вместе со всеми своими мыслями и убеждениями — в равной степени результат жизнедеятельности этой самой Вселенной. А если я не хочу вам подчиняться, то значит придётся и это тоже внести в уравнение. Значит, это тоже какой-то закономерный результат случайных событий, бурления и смешения противодействующих сил. Значит, так должно было произойти. Комета, вы и я — мы все ведём себя так, как должны. А вот кто из нас выживет — покажет только время.