Боги богов - [38]

Четыре суровые старухи, матери родов, были не только лидерами, они хранили верования своих общин, и Марат, сам набожный человек, понимал, что не будет трогать хранителей веры. Во все времена и эпохи власть царей существовала отдельно от власти жрецов. Жилец полагал, что власть Хозяина Огня можно упрочить за счет власти матерей родов. Марат слушал, соглашался, кивал, потом шел к своим носорогам и повторял, как заклинание, что у высших сил нельзя одалживаться.

«Богу — богово, кесарю — кесарево» — так было написано в старой священной книге.

2 .

Поместить на складе шоколадной фабрики, в самом его центре, мощную кучу лошадиного навоза. Вокруг разлить и развеять два-три литра первоклассных духов. Потом — подождать. Ароматы должны расцвести и пропитать пространство.

Так — сладко и гадко — пахнет Город Четырех племен.

В самый первый день, когда от четырех больших костров был зажжен великий общий костер, Голова Четырех племен, звавший себя Быстроумным, донес до народа равнины первое слово Хозяина Огня и его Отца, Убивающего Взглядом. Слово гласило: того, кто справит нужду на территории Города, ждет обездвиживание сроком на три дня и три ночи. Исключение будет сделано только для детей младше четырех лет.

Это был хороший закон, но он плохо выполнялся. За следующие пять дней Марат истратил полторы сотни парализующих зарядов. На главной площади круглосуточно лежали в самых живописных позах два-три десятка наказанных. В целях экономии боезапаса Хозяин Огня срочно сочинил новое слово: обездвиживание заменил побитием палками. Быстроумный, исполнявший обязанности шерифа и палача, трудился изо всех сил, но тщетно: Город утопал в фекалиях. Нельзя было пройти меж костров, не раздавив десяток жуков-говноедов. Жуки бегали по дворцу, приводили в ярость и Марата, и Жильца; однажды пришлось выйти в Город, белым днем, во всем блеске величия, в десантном комбинезоне с включенным активным камуфляжем, и заживо сжечь на месте преступления двух взрослых мужчин, а нескольких женщин оттаскать за волосы.

Один из казненных оказался племянником матери рода тна, в тот же день четыре старухи пришли выяснять отношения. Отправление естественных надобностей не считалось у аборигенов чем-то постыдным. Фекалии назывались тааууло, что в приблизительном переводе значило «след, который нельзя не оставить». После двухчасовых переговоров Марат исчерпал запас красноречия, выстрелил в воздух шумовой гранатой, едва не обрушив кровлю дворца, после чего объявил, что «следы» не нравятся лично ему, Хозяину Огня; следующим утром он снова явит себя людям Города, и если увидит хоть одну кучу дерьма, сожжет чувствилища.

Разумеется, назавтра он не вышел в Город. Пожалел свой народ. Но борьбу продолжал. Через год жуки-говноеды исчезли из дворца, и Марат был счастлив. Наблюдая, как дикари бегают к приспособленной в качестве клозета промоине меж двумя отдаленными холмами, он думал, что сочинить закон мало. Изобрести наказание за его неисполнение тоже мало. Гнев, публичные казни, внезапные инспекции — всего этого недостаточно. Закон должен быть живым, его следует пестовать, выращивать, как щенка, и, когда однажды щенок вырастет в грозного пса, он сбережет тех, ради кого создан.

Конечно, в Городе Четырех племен по-прежнему пахло скверно. Если исходящее от мужчин амбре Марат еще мог терпеть, то к молодым женщинам и девушкам просто не приближался: контраст между внешностью и запахом был слишком велик.

Однако среди пятисот женщин Города были восемь особенных. Их кожа и волосы пахли только дымом. Это были четыре матери родов и четыре их дочери.

Одну из них звали Ахо, и она приходилась Марату женой.

Первая брачная ночь не состоялась по уважительной причине. Молодая была юна и прекрасна, накануне свадьбы подруги по обычаю выкупали девушку в ручье и натерли местными благовониями, но по гибкому свежему телу младой царевны бегали разнообразные насекомые, вполне довольные жизнью. На голове жили существа двух видов, а в паху — не менее четырех. Может, видов было больше, Марат не стал выяснять: отвел Ахо в шлюз капсулы и там подверг мощнейшей дезинфекции. Невеста решила, что настал ее смертный час, пришла в экстатический ужас, громко визжала и билась о стены, а жених тем временем приказал машине проверить кровь дикарки, ну и слизистую, разумеется; вопли перешли в рыдания, зато результаты анализов успокоили жениха. В укромных местах его юной подруги жили целые армии бактерий, но ни один вид не представлял для человека серьезной опасности. Чтобы успокоить шокированную и покрытую гусиной кожей девушку, сразу после процедуры муж подарил ей расческу — и все мгновенно изменилось.

Наутро, появившись среди прочих дам с тщательно прибранной гривкой, Ахо произвела фурор. Весь Город слышал, как матери родов синхронно заскрипели зубами от зависти. Расческу Ахо носила на шее, на тонком гайтане, и никому не позволяла даже прикасаться к подарку.

Жилец тоже скрипел зубами от зависти, но это слышал только Хозяин Огня.

Женщины любят пилотов, так всегда было. Марат с шестнадцатилетнего возраста полагал, что знает женщин. Потом познакомился с Юлой и решил, что знает о женщинах слишком многое. Но когда его подругой стала Ахо, дочь Чималу, матери рода шгоро-шгоро, бывший пилот и угонщик лодок сказал себе, что никогда ничего не знал о женщинах. И не узнает.