Богатый человек - [3]
Наденька долго не могла успокоиться и до сумерек сидела одна на берегу пруда.
Там она, наверно, и простудилась. Конечно, она чувствовала себя полным ничтожеством. Почему-то они, гуси, не бросаются очертя голову на Леночку. Все стали большими, только она одна не может вырасти и теперь вот без толку лежит в кровати.
Дверь отворилась, и в комнату вошла незнакомая весёлая докторша в белом халате.
— Здравствуй, — сказала она. — Нехорошо, когда болеют такие большие девочки.
— Это меня под одеялом не видно, какая я есть, — ответила Наденька хмуро.
— Ничего, не волнуйся, вырастешь, — сказала докторша. — Как тебя зовут? Надей? Знаю, слышала. Садись, Надежда, попрямее, ближе к свету. Высунь язык и скажи «а».
Наденька высунула язык и сказала:
— А!
— Очень хорошо, — похвалила докторша. — Всунь язык обратно. Видишь, как всё идёт ладно. Дыши глубже… Не дыши!
— Горло у меня не болит, — сказала Наденька. — Кашля нет…
— Ну, тогда о чём же грустить, девочка? — сказала умная докторша и уселась поудобней на стуле. — Душа болит? Рассказывай всё по порядку.
И Наденька всё ей рассказала. Про гусей, про Леночку и про самого маленького гадкого гусёнка…
Докторша внимательно выслушала Наденькин рассказ.
— Незачем было к ним приставать, к гусям, — сказала она под конец. — Не такие уж они плохие. Про гусей рассказывают, что они бывают очень умные.
— Мало ли кто что про них рассказывает! — воскликнула Наденька возмущённо. — Они злые и нехорошие птицы. Он меня сзади кусал за ногу, этот гусёнок!
— Сзади? — сказала докторша улыбаясь. — Очень нехорошо. Но и бояться гусей не следует. Что это — орлы, львы, тигры? Зря испугалась, трусишка. Ты ведь всё-таки человек, а не заяц. Посмотри, какие храбрые и хорошие вокруг тебя живут и растут люди. Подумай об этом лучше. Ну, и до свиданья, девочка. Будешь пить три раза в день горькую микстуру и сладкие порошки, и через три дня выздоровеешь.
Докторша ушла. Наденька осталась в комнате одна, наморщила лоб и закрыла глаза. Так думалось легче.
Конечно, она человек, а не птица. Если сообразить хорошенько, то даже и не очень маленький человек.
Наденька приподнялась на кровати. Самый большой гусь всё равно в четыре раза меньше, чем она, а этот гусёнок-шипун, наверное, в восемь раз меньше. Трусиха! Очень нехорошее и обидное слово.
Наденька думала долго, до самого вечера, думала на следующий день.
Через три дня она действительно выздоровела и отправилась на пруд.
— Эй, ты, — сказала она старому гусю, — это я. Здравствуй!
Гусь вытянул шею, не зашипел и посмотрел на Наденьку задумчиво, с подозрением.
— Фю! — сказала Наденька и сделала шаг вперёд.
«Га-га-га! — тревожно загоготали молодые гуси. — А ну-ка, давайте ей покажем, друзья!»
«Гу-гу, молодёжь, не трогайте эту девчонку, — сказал старый гусь и распустил своё огромное белое крыло, загораживая им Наденьку, — Неужели вы не видите, как храбро блестят глаза у этой маленькой озорницы! Отойдите от неё, гусята! Только трусов можно щипать безнаказанно».
Старый, мудрый гусь отвернулся в сторону, почистил клювом свои и без того белоснежные перья и тихо спустился в пруд. За ним последовали молодые гуси.
На воде они долго дремали, похожие издали на лебедей, и Наденька гордо и неустрашимо смотрела на них с берега.
Надежда Смоленская
Утром с почты со штампом «Авиа» к Нине домой принесли журнал «Смена», в котором на четвёртой странице был напечатан Галкин рассказ из студенческой жизни, под названием «Дружба». Нина сказала, что это неспроста журнал присылается авиапочтой. Зачем бы это такая срочность? Андрей Гаврилович ничего не сказал, но подумал: действительно, зачем бы!
Галка приехала с вечерним автобусом.
По тихому, засыпающему городку она пронеслась, словно самолёт, с шумом, с треском и с хорошей скоростью, всех перецеловала и перетормошила по очереди. «Милые мои, как я соскучилась! Всё рассказывайте подряд, ничего не пропуская! Как без неё, без Галки-Чернушки, жили здесь друзья и товарищи?! Почему не умерли от тоски? Хороши, стало быть, друзья! Что случилось, почему все стали старые и умные? Ей, как писательнице, всё это страшно важно знать во всех подробностях».
Она притащила к Тимофеевым и Александра Ивановича. В комнате у Андрея Гавриловича она по старой привычке залезла с ногами на диван и приготовилась слушать.
— Ну что ж, — сказала Нина, — я расскажу. Пожалуй, тебе пригодится. Всё равно ведь не отстанешь…
Два часа Галка просидела на диване рядом с Ниной, потрясённая всем услышанным.
— Готовая книга! — сказала она решительно, как только Нина окончила рассказ. — Это мне клад даётся в руки. — Мне просто необходимо сделать литературные портреты. Вот эта девочка с гусями, Наденька, какая она?
— Какая? — удивилась Нина. — Обыкновенная, с кудряшками. Беленькая. А биографии у неё никакой нет. Какая у неё биография?.. Чему вы смеётесь, Александр Иванович?
— Очень сильно ошибаетесь, товарищ вожатая, — серьёзно сказал Александр Иванович. — Как же она может быть обыкновенной, наша Наденька? Наденька — лицо историческое. — Он отодвинул свой стул от окошка, возле которого сидел. — У наших ребят большие биографии, — сказал он. — Они начинали жить в тяжёлое время для нашего государства.
