Богатыри и витязи Русской земли. Образцовые сказки русских писателей - [20]
— Что ж так поторопился, — спрашивает Владимир, — не подождал моих слуг? Они бы тебя помыли и одели.
— Некогда мне, князь, ждать долго; ты ведь у себя дома, а я в гостях; мне надо домой торопиться; решай же поскорее, отдаешь ли за меня свою дочь?
Не хочет княжна выходить за Василия Микулича, все свое толкует, что посол — женщина.
Решил Владимир еще испытать посла по-другому.
— Не хочешь ли позабавиться, Василий Микулич, пострелять с нашими молодцами в чистом поле; чья стрела попадет на острие ножа, расколется на две равные половинки?
Отправилась Василиса в поле с княжими стрелками; несут за ней ее лук тяжелый: за один конец его пятеро держат да за другой пятеро, а колчан и тридцати молодцам не под силу поднять. Стали стрелять княжие стрелки: один стрелял — не дострелил, другой стрелял — перестрелял.
Взяла тут Василиса Микулична свой лук одной рукой, натянула тетиву: скользнула стрела по острию ножа, раскололась на две половинки — обе на вес верны, на меры равны.
И этого испытания мало показалось княжне. Говорит Владимир послу:
— Не хочешь ли, Васильюшка, с моими дружинниками на широком дворе силушкой померяться?
Не отказался Василий Микулич и от этой потехи; стал посол литовский по двору похаживать, с княжими дружинниками борьбу вести: кого за руку схватит — тому плечо вывернет; кого возьмет за ногу — ногу оторвет; остальных кого поднимет, три раза перевернет, о землю ударит, тут им и конец приходит.
Испугался Владимир, стал посла упрашивать:
— Уймись, добрый молодец, не губи моих людей.
— Приехал я к тебе, князь, с добрым делом, — говорит посол, — свататься к твоей дочери; отчего же ты не даешь мне никакого ответа? Отдавай ее за меня честью, а не то силой возьму.
Перестал Владимир с дочерью советоваться; просватал ее за посла, задал великий пир.
Сидит Василий Микулич на пиру невесел, призадумался о чем-то глубоко.
Спрашивает Владимир-князь:
— Отчего сидишь нерадостен, добрый молодец? Какую думу думаешь?
— Что-то мне невесело, ласковый князь; уж не случилось ли у нас дома что-нибудь недоброе? Мать здорова ли? Да и гусляры твои, князь, все поют нерадостные песни. Нет ли у тебя певцов получше? Слыхал я дома, что есть у тебя славный певец, Ставр Годинович; он из нашей земли, поет наши песни; прикажи его выпустить из темницы, пусть споет нам на пиру.
Думает Владимир:
«Не выпустить Ставра — прогневишь, пожалуй, грозного посла, выпустить — только Ставра и видели!»
Но делать нечего; послал князь слуг за Ставром; расковали доброго молодца, привели на пир, запел он песни радостные да звонкие, понравилось Василию Микуличу его пение, просит посол Владимира:
— Отпусти, князь, певца в мой шатер белополотняный; пусть моя дружина послушает Ставровых песен.
Не смеет Владимир ослушаться посла, отпустил с ним Ставра.
По дороге к шатру Василиса говорит Ставру:
— Неужели не признаешь меня, добрый молодец? Ведь мы с тобой грамоте вместе учились.
— Никогда я тебя и в глаза не видел, — отвечает Ставр.
Рассмеялась Василиса Микулична; как приехали они в шатер, сняла она свое платье посольское, надела женский наряд; тут Ставр узнал ее, обрадовался.
— Свет ты мой, Василиса Микулична, поедем отсюда скорей на Литву.
— Стыдно нам, милый муж, уезжать из Киева крадучись; поедем к Владимиру пир кончать.
Спрашивает на пиру Василиса у князя Владимира:
— За что, князь, заковал ты Ставра в цепи, посадил в глубокий погреб?
— За то, что не вовремя, не в меру хвалился Ставр своей женой-разумницей.
Говорит посол:
— А что у вас на Руси за обычаи: выдаешь ты, князь, княжну замуж за женщину!
Увидел тут Владимир свою ошибку, понял, что недаром Ставр хвалился своей женой: всех она одна перехитрила; сам князь в обман дался.
Говорит Владимир:
— Правду Ставр рассказывал о своей жене: другой такой не найдется на всем свете красавицы и умницы. Отпускаю тебя, Ставр, на свободу; торгуй по всему Киеву безданно, беспошлинно.
Сухман Одихмантьевич
Полна веселых гостей светлая великокняжеская гридня; уже пир в полпир; уже отведали гости вин заморских, медов боярских крепких; еще больше развеселились, разгулялись, кто чем порасхвастались: кто хвалится силой, удалью молодецкой, кто богатствами несметными, кто знатным родом боярским.
Сидит себе Сухман-богатырь в сторонке, в разговор не вступает, ничем не хвалится.
Подошел к нему сам Владимир-Солнышко.
— Отчего ты, добрый молодец, сидишь невесел, не пьешь вин заморских, белой лебеди не хочешь отведать, не хвалишься своей удалью богатырской; кто-нибудь над тобой не посмеялся ли? Кравчий не обнес ли тебя чарою?
Отвечает Сухман Одихмантьевич:
— Не люблю, князь Солнышко, похваляться, даром слова терять; а если хочешь, привезу тебе без похвальбы белую лебедь живую, нераненую!
И встал богатырь из-за стола, оседлал коня, взял нож да палицу тяжелую и поехал к синему морю, на тихие заливы- заводи ловить прекрасную белую лебедь.
Проехал богатырь по одному берегу — нет ни гусей, ни лебедей, ни даже малых серых утиц с утенышами; повернул в другую сторону — не нашел ни одной птицы, и сколько ни ездил — ловить нечего.
«Как ехать к Владимиру-князю с пустыми руками? Не быть мне живу, если ничего не привезу ему. Поеду еще к Днепру-реке попытать счастья; там не изловлю ли я белую лебедь?»
