Богачи - [37]

И больше ничего. О наркотиках ни слова. Но фотография Закери, бьющегося в руках двух мужчин, оттаскивающих его от отца, не оставляла сомнений в причине его «расстройства»: волосы всклокочены, рубашка порвана, взгляд безумный, рот искажен криком.

Смоки улыбнулась. Закери не врал, когда говорил, что его отец — богатый человек. Она допила кофе и еще раз просмотрела статью. «Джо Калвин, президент «Квадрант финанс инкорпорейтед»… Вот это удача!

У себя в комнате, которая при дневном свете казалась еще более грязной и запущенной, чем ночью, Смоки переоделась, тщательно продумывая каждую деталь туалета. Она остановила свой выбор на короткой обтягивающей кожаной юбке, шелковой блузке с глубоким вырезом и белых туфлях на высоком каблуке. Накрасив губы алой помадой и всунув в уши дужки золотых сережек, Смоки вышла из дома и направилась пешком к 14-й улице, где без труда можно было поймать такси, чтобы добраться туда, куда ее неудержимо манил запах больших денег.

Тиффани швырнула сумочку на столик в прихожей и сняла туфли. В квартире было тихо, вероятно, Ширли и Мария уже закончили работу и разошлись по домам. Какое счастье оказаться наконец дома!

— Глория, я вернулась, — крикнула Тиффани. — Есть что-нибудь срочное для меня?

На столике была разложена почта, среди писем она заметила записку от Ширли, но с этим она разберется потом.

— Есть, — раздался в ответ незнакомый женский голос.

Тиффани вздрогнула от неожиданности и обернулась. В проеме двери, ведущей в гостиную, маячила фигура в розовом платье, туго обтягивающем бедра и грудь. Розовая лента поддерживала забранные в хвост белокурые кудряшки, а выражение маленьких глаз на одутловатом лице было откровенно враждебным. В одной руке женщина держала бокал с виски, в другой — дымящуюся сигарету. Она сделала шаг вперед, пошатываясь на высоких каблуках, и, борясь с икотой, повторила:

— Есть.

Это была жена Ханта.

— Что вам нужно?

— Я ищу своего мужа.

— У вас к нему какое-то дело? — Тиффани снова влезла в туфли и теперь смотрела на Джони свысока.

— Я тебя в первый и последний раз предупреждаю!.. — взорвалась Джони. — Оставь его в покое! Ты его очередное мимолетное увлечение, не более того! — Она развернулась и направилась в гостиную. Тиффани ничего не оставалось, как последовать за ней. — И не думай, что ты какая-нибудь особенная. Он любит меня и детей и никогда не бросит нас, понятно? Можешь сколько угодно вешаться ему на шею, это не поможет. Ему плевать на твои деньги и связи. Его не купишь. А именно это ты и пытаешься сделать. — У нее потекла тушь и размазалась губная помада, след от которой алел на стенке хрустального бокала. В колючих глазах сверкала ненависть. С трудом удерживая равновесие Джони подошла к бару, плеснула еще виски и залпом выпила.

— Я хочу внести некоторую ясность, — сказала Тиффани, присаживаясь на подлокотник кресла. — У нас с Хантом действительно роман. Это получилось как-то само собой, мы познакомились на киностудии, я работала под его началом…

— Чушь собачья! — Джони опрокинула в себя новую порцию виски. — Ты липнешь к нему, потому что надеешься с его помощью сделать карьеру.

— Неправда! — вспыхнула Тиффани. — Я всего добилась своими силами. Когда мы встретились с Хантом, моя карьера вполне состоялась. А теперь прошу вас покинуть мой дом.

— И не подумаю. — Джони скрестила руки на груди и вызывающе уставилась на свою соперницу. — Я останусь здесь столько, сколько пожелаю. И что ты о себе возомнила? Подумаешь, какая-то портниха! Хант считает, что никакого таланта у тебя нет. Он сам мне это говорил. А я актриса…

— Ничего не скажешь, ваша сегодняшняя роль достойна Оскара, — парировала Тиффани.

— Ах ты, сука паршивая! — воскликнула Джони и выплеснула в лицо Тиффани остатки спиртного из своего бокала. — Я покажу тебе, как отбивать чужих мужей! Если не оставишь Ханта в покое, я убью тебя, дрянь!

Ослепленная едкой жидкостью, Тиффани попыталась встать, но зашаталась и упала в кресло.

— Ты слышишь, что я говорю? — крикнула Джони и взяла со столика тяжелую бронзовую статуэтку.

Через миг в комнату ворвалась Глория, и крик ужаса замер у нее на губах. Искаженное злобой лицо Джони и матовое сияние бронзы в ее занесенной руке — последнее, что осталось в памяти Тиффани.

Закери лежал на узкой больничной койке в клинике Мойе. Он находился здесь уже два дня, но, несмотря на регулярные уколы, его состояние не улучшалось, и надежды на то, что кошмарные видения, в которые он погружен, когда-нибудь прекратятся, с каждым днем становилось все меньше.

Закери шевельнулся, чтобы лечь поудобнее, и крысы, якобы устроившие гнездо у него на животе, забеспокоились и разбежались. Он так вспотел, что больничная пижама промокла насквозь, а волосы неприятно прилипли к шее. Прошлой ночью было куда страшнее. Закери не мог отделить сон от грез наяву. Ему казалось, что он лежит в большом свинцовом ящике, полном пауков. Они ползали по нему, забирались в складки одежды и наконец, сцепившись лапками, обвились вокруг его горла тугим воротником. Затем пришла сиделка и принесла гору каких-то свертков в тонком белом муслине — так обычно упаковывают французский сыр. Но это был не сыр. Закери открыл первый сверток и увидел человеческую стопу. В другом лежала лопатка с частью позвоночника. В третьем была знакомая рука — широкая ладонь и запястье. Закери не сомневался в том, что это рука отца, потому что узнал массивное золотое кольцо на пальце. Повинуясь безотчетному любопытству, он бросился открывать остальные упаковки, боясь и одновременно больше всего на свете желая обнаружить в одном из них отцовскую голову с остекленевшим взглядом холодных серых глаз.