Бог войны - [170]

– Мы знаем этого человека. Мы преклоняли с ним колени в грязи под Креси. Многих из вас в тот день с нами не было, но мы разделили момент, который можно забыть, только когда смерть исхитит нас. Разве не так, Томас? – Помолчав, он взял протянутый эфесом вперед меч. Оценил его вес и баланс. – Как мы и подозревали, Томас. Более безупречного меча и не сделаешь. Лежа раненным, ты ухватился за него, как уходящий в могилу цепляется за жизнь.

Повернув меч, принц поднял клинок перед собой, как распятие.

– Ты был орудием Божьим для спасения нашей жизни. Ты дашь нам этот меч? – тихонько спросил он.

– Все мое принадлежит моему верховному повелителю, – ответил Блэкстоун.

– Мы не твой король, Томас. Дашь ты свой меч мне?

– С радостью, – без колебаний сказал Томас, уповая, что не выказал на лице трепета опасения лишиться Волчьего меча.

Принц Уэльский по-прежнему держал клинок перед собой. И через момент молвил:

– Правду говоря, мы считаем, что он лучше послужит в твоих руках, сэр Томас. Прими его у нас.

Блэкстоун взялся за клинок выше длани принца в жесте безмолвной верности.

Отпустив клинок, принц Эдуард отступил назад.

– Очень хорошо. Помни приказания нашего короля. Главарей этой армии надо взять живыми. Выкуп и позор поражения – вот наложники французского короля. Мы желаем свершить сие. Так что избирай, где сразишься.

– Где враг нанесет первый удар?

– Здесь. Между этими стенами. Через эти ворота. А затем мы будем преследовать его и добьем, дабы Филипп не осмелился повторить попытку.

– Тогда здесь и сразимся, – решил Блэкстоун.

Юный принц задержал на нем долгий взор, а затем сделал редкий жест, положив ладонь на плечо Томаса.

– Томас, невозможно противиться смерти вечно.

* * *

Несколько дней спустя Блэкстоун узнал, что предателем был итальянский наемник Аймерак из Павии, владелец галеры короля Эдуарда. Он предал своего короля за деньги, а потом предал французов за право беспрепятственного передвижения. Перед рассветом на следующее утро Томас стоял в стылой сумрачной тени двух городских стен. Им сообщили, что французская армия пришла ночью и ожидает, выстроившись боевыми порядками на песчаной косе между стенами замка и морем – как раз там, где Блэкстоун и предполагал. Когда на востоке забрезжило серое предвестие зари, находившиеся на зубчатых стенах увидели добрых тысячи четыре пехотинцев и более полутора тысяч латников, готовых возглавить штурм.

Томас был в пяти шагах от передней шеренги, а в трех шагах позади него стоял наготове Мёлон со щитом и пикой. Между тесными стенами могли встать плечом к плечу двадцать человек. Горстка английских лучников Томаса встала в задних рядах, отступив ровно настолько, чтобы можно было натянуть боевые луки. Блэкстоун и его бойцы были слишком далеко от башни ворот, чтобы узнать сумрачную фигуру человека, вышедшего вперед, но вскоре раздался звук опускающегося моста и поднимаемой решетки.

Томас повернулся к отряду.

– Ни звука. Сначала пошлют разведчиков. Они нам не нужны.

Через несколько минут смутно угадывающиеся фигуры вооруженных людей, пробежав под подъемной решеткой, быстро посмотрели налево и направо – не подстерегает ли их засада. Глубоко в сером сумраке Томас со своим отрядом ждал. Разведывательная группа дала остальным знак следовать за ними. Томас поглядел вверх, услышав, как ветер с моря полощет французский королевский штандарт, поднимаемый над башней. Подняли еще два знамени. Одного Блэкстоун не знал; второе принадлежало Луи де Витри.

Томас и его люди подняли свои щиты без опознавательных цветов и знаков.

Подъемный мост загрохотал от топота ног, доспехи скрипели и бряцали – это солдаты плечом к плечу бежали, чтобы первыми нанести удар в сердце Кале и по его ничего не подозревающему гарнизону. Блэкстоун поднял меч и услышал дребезг мечей и пик – это воины у него за спиной изготовились к атаке. Больше сотни человек толпой ввалились в ворота башни, а затем, за миг до падения решетки ворот, захлопнувшей за ними западню, и внезапного пенья труб, просигналивших атаку, французские латники увидели тьму, несущуюся на них, – это Томас и его люди безмолвно врезались в их гущу. Два залпа стрел из задних рядов, пролетев над их головами, сразили задних латников, лишая остальных возможности отступить или перестроиться для обороны. Металл громыхнул о металл, а затем дьявольская стряпня из страха и стремления убивать внезапно вылилась в рев атакующих солдат Блэкстоуна – звук еще более устрашающий после безмолвного нападения, – эхом заметавшийся между двух высоких стен, ставших ловушкой для головных подразделений французов. Томас пробивал и прорубал путь вперед на острие фаланги; пика Мёлона ткнула мимо его лица, вонзаясь в открытый шлем француза у его правого плеча. Массивный Гайар протиснулся вперед, вонзив пику в замахавшего руками человека, своим весом при падении вырвавшего пику из рук Гайара. Не делая попытки вернуть ее, Гайар выхватил меч, чтобы рубить других. Блэкстоун телом врезался во французского латника, повернулся, сцепил и повернул гарды, одновременно пинком сшибая противника на землю, а потом обрушил Волчий меч между нагрудником и бедром и ступил вперед, а извивающегося француза выпотрошили и добили шедшие следом.