Бог в городе - [6]

- А который теперь час? - спросил Пыжиков, глядя в черное кухонное окно.

- Хрен его знает, - ответил милиционер. - Я свои часы еще в прошлый вторник отнес в ремонт.

- Все-таки это странно: такое из ряду вон выходящее происшествие, а я про него даже и не слыхал...

- Самое странное не это, самое странное то, что непонятно: зачем этот придурок бабу до смерти покусал?! То есть не ясны мотивы преступления, хоть ты что! Если бы он взял ее шубу или забрал авоську с продуктами, тогда понятно, а так понять ничего нельзя! Вот на прошлой неделе убили пацаны одного пожарного с Химзавода: увидели, что ему в ларьке дали двадцать рублей сдачи, проследили до подъезда и забили насмерть обыкновеннейшим молотком. Это понятно, все-таки двадцать рублей - мотив. Но зачем женщину кусать просто так, из любви к искусству, - это понять нельзя!

Пыжиков нервным голосом произнес:

- Есть много, друг Горацио, на свете, что и не снилось нашим мудрецам...

- Это вы к чему?

- Да, собственно, ни к чему.

- Ну так вот: никто мне слова путного не сказал, хотя я с утра пораньше уже квартир двадцать обошел, беспокоя честной народ. Делать нечего, пойду в квартиру напротив - кто у нас там живет?

- Маня Холодкова.

- Еще, поди, дрыхнет дама без задних ног?..

- Да что вы! У нее такая несусветная жизнь, что я не уверен, спит ли она вообще!

Маня Холодкова, еще молодая, но, что называется, бесцветная женщина, действительно была страдалица, каких мало даже и на Руси. Еще школьницей она заболела сахарным диабетом, после три раза поступала в Лесотехническую академию, но так и не поступила по причине того же сахарного диабета, который у нее особенно разыгрывался в августе, когда держат вступительные экзамены, едят что ни попадя и не спят. Она была трижды замужем, однако первый ее муж пьяным делом утонул в Рыбинском водохранилище, второй сел в тюрьму за растление малолетней, третий бросил ее на шестом месяце беременности и исчез. От первого мужа у Мани была девочка и от третьего мужа была девочка - про обеих ничего хорошего не сказать. Кроме них на шее у Мани сидела мать, на которую время от времени находил загадочный паралич. Именно всякий раз, когда страдалица выходила замуж, у старухи, как по заказу, отнималась левая сторона. Но стоило Мане форменно или по-соломенному овдоветь, как старуха тотчас поднималась с одра болезни, словно после какой-нибудь невинной свинки, но никак не клинического паралича. В силу такого семейного положения Маня всю жизнь проработала в котельной Химзавода, где платили большие деньги, а с девяносто первого года служила ночной няней в детском саду, мыла два подъезда в соседнем доме да еще по-соседски обслуживала Пыжикова, даже и чисто по женской линии, что, впрочем, случалось приблизительно раз в квартал.

Когда за милиционером закрылась дверь, Пыжиков подошел к кухонному окну и, нарочно не обращая внимания на свое новое отражение в темном стекле, поглядел во двор. Черно было на дворе и не столько виделась, сколько угадывалась детская площадка, где четвертого января неизвестный злоумышленник смертельно покусал гражданку Попову, дальше прямоугольники все пятиэтажных жилых домов, потом высоченные трубы Химзавода, и вдруг стая ворон пронеслась над детской площадкой, словно чьи-то черные, преступные души дали о себе знать.

Не рассветало, даже полунамека не было на рассвет, и Александр Иванович со страхом и грустью думал о том, что если у людей ни с того ни с сего меняются физиономии, если прохожих насмерть забивают за двадцатку, если по улицам бродят чудовища, у которых какие-то железы вырабатывают отравленную слюну, то нисколько не удивительно, что в конце концов должно наступить светопреставление и прекратиться любая жизнь. Тем более, что Судный день может совершиться выборочно, для отдельно взятой нации и страны. Ведь претерпели же конец света древние египтяне, которые утомили Создателя своими религиозными экспериментами, древние греки, которые погрязли в праздности и разврате, древние римляне, которые отказались принять Христа... И разве не светопреставление в своем роде есть отдельно взятая смерть, неотвратимо назначенная человеку за неизбежные в его положении неправедность и грехи...

Не рассветало; город коснел во тьме, какой-то злонамеренный и чужой.

5

Этот город был некрасив, как, впрочем, и почти все великорусские города. То, что в нашем отечестве строил Бог, - не Ривьера, конечно, но все же туда-сюда: есть неоглядные просторы, пречистые березовые рощи, игривые пригорки, зеркала озер, васильковые воды рек... Но то, что понагородил своими руками непосредственно русачок, по преимуществу безобразно, словно он с похмелья обустраивался или с намерением куда-то вскоре откочевать. О деревнях теперь разговора нет, промышленная архитектура, она везде одинаково неприглядна, но города... - святые угодники! какие же у нас на Руси постыдные города!

Начать с того, что все они, за двумя-тремя исключениями, похожи друг на друга, как телеграфные столбы, и, стоя где-нибудь посреди городской площади, ни за что не скажешь, где именно ты обретаешься - в Воронеже, Тамбове или в Орле. Все те же казенные здания под выцветшим флагом, простые и унылые, как канцелярская скрепка, остановку проедешь на трамвае, - все те же трехэтажные кирпичные дома, которые строили пленные итальянцы, еще одну остановку проедешь - все те же пятиэтажные бараки эпохи развенчания, облепленные какими-то деревянными балкончиками, пристроечками и надстроечками, которые делают их похожими одновременно на очень большой курятник, высокогорный аул и кухонную полку для всякой хозяйственной чепухи.