Бог спит. Последние беседы с Витольдом Бересем и Кшиштофом Бурнетко - [47]

Вот так… Но сказать, почему человек поступает так или иначе, трудно. Как правило, это импульс. То есть мгновение, ты даже не успеваешь задуматься. Если бы задумался… это было очень опасно. Тут полиция, там немцы, то, сё… Если не задумываться и у тебя возникает импульс, ты по его подсказке и действуешь.

Только нужно, чтобы они были — эти правильные импульсы.

— И еще одно: вы любите повторять строчки из песни, где говорится, что не важно, к какой ты идешь цели, идти нужно по солнечной стороне[123].

— Да, самое важное — идти по светлой стороне.

— Что это означает на практике?

— Да хотя бы противостояние силе. Например: есть гитлеровская сила и есть сила коммунистическая, а демократия слабовата. Мощь демократии зависит от общего настроя населения. И защитить демократию удается только тогда, когда существуют какие-то силы, способные бороться с фашистами и с коммунистами, а также есть поддержка общества. Я уже говорил: городское партизанское движение невозможно без поддержки населения. Успех зависит от того, каков общий дух. Если большинство против, ничего не получится. Никто тебя не спрячет, не даст тебе хлеба, не даст воды и так далее. Но если люди на твоей стороне, они спрячут тебя под перину, когда увидят, что идет патруль. Оккупант может заметить, что под периной кто-то лежит, но может и не заметить.

Если общество борется за то же самое дело, что и маленькая группа, у которой есть десять пистолетов и она стреляет, то вместе они победят.

— А вам никогда не казалось, что вы можете придумать свои десять заповедей?

— Я бы не смог. Десять заповедей — это теория. А я поступаю в зависимости от обстоятельств. Человек совершает хорошие или плохие поступки, искренне веря, что именно так надо поступить. Об этом и поется в той песне.

Моя обобщенная заповедь могла бы гласить: всегда все делай из искренних побуждений. Иначе самые лучшие намерения могут привести к самым плохим результатам. А если искренне веришь, что поступить нужно только так, то совесть твоя чиста — даже если у тебя ничего не получилось.

— Даже если неудача повлечет за собой печальные последствия?

— В любой поступок заложена возможность неудачи. На войне погибали твои подчиненные. Ничего не поделаешь. Скажем, ты вступаешь в бой с полсотней противников и трое или пятеро из твоих людей погибают. Но это как бы включено в риск операции.

Конечно, потом хочется разобраться, почему эти пятеро погибли. Обязательно должно было так случиться? Они погибли оттого, что ты плохой командир? Или, может, они не выполняли твоих приказов?

Но главное, надо быть глубоко убежденным в том, что ты все делал с наилучшими намерениями и использовал все свои знания. Тогда твоя совесть чиста и в целом все в порядке — независимо от того, была ли ситуация безнадежной или все-таки какой-то шанс существовал.

Я об этом толкую с самого начала, но до вас не доходит.

Ничего не доходит.

Кшиштоф Песевич

Командир Марек Эдельман. Я встречался с Ним раз десять-пятнадцать. Имел возможность — иногда долго, иногда недолго — вслушиваться в то, что Он говорил, или всматриваться в Него, потому что говорил Он мало. Важен был каждый жест, каждое слово Командира Марека Эдельмана. Слова были подобны приказам. Жесты — подобны поручениям; иначе быть не могло, ибо ощущалось, что за Ним стоит огромный опыт. И История, которая навечно отбросила черную тень на все, что было раньше. Его слова-приказы, часто обидные, открывали путь выхода из этой тени. Он имел право приоткрывать эту дверь.

Слова Командира, слова-приказы, звучали знакомо: «Да будет слово ваше: „да, да“; „нет, нет“». Командир говорил: «Какой Бог? Где там был Бог? Там был голод! Вы знаете, что такое голод? Вас мама кормила манной кашкой! Не говорите мне о Господе Боге! Сам человек — плохой!» Это слова-приказы Командира. Это — «да, да, нет, нет». Командир говорил, приказывал: не ссылайтесь на Господа Бога, сам человек плохой. А не призывает ли Командир, сознательно или бессознательно, своими простыми «да, да, нет, нет», продиктованными его порядочностью, следовать мудрой, глубокой и звучащей почти как приказ заповеди с Моисеевых скрижалей: «Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно»? Господь Бог «спит себе там», — тоном, не терпящим возражений, говорит Командир. Он в претензии к Богу? Или хочет этим сказать, что Бога нет? А ведь в конце — держа в руке горящую сигарету — Командир говорит: «Без близости никто бы не выжил… Тот мужик здоровенный был… а она крохотная, вся величиной с его руку… видно было, она чувствует себя в безопасности… конечно, потом оба погибли…» Командир говорит о близости. Говорит: «да, да, нет, нет», — нужна была надежда. Да — Командир не терпящим возражений тоном говорит, что любовь там была. Говорит: «Без любви никто бы не выжил». Да — близость, надежда, любовь там были необходимы. Мне бы хотелось спросить у Него: не должны ли эти слова — близость, надежда, любовь, которые Он произносит всегдашним своим приказным тоном, — писаться с заглавной буквы? Вслушиваясь в Его «да, да, нет, нет», я думаю, что, наверно, должны. С уважением относясь к приказам Командира, будем соблюдать первую часть Заповеди Любви. Не станем произносить имя Бога напрасно. Но дальше в Писании сказано: «Возлюби ближнего твоего как самого себя». «Да, да…» — Ему не требовалось этого произносить, Он сам был этими словами. Хотя и говорил, что человек — плохой, но все, что Он делал, с огромной силой утверждало «да, да…» — тому свидетельством Его поступки. А это горькое «нет, нет» относилось к злу.