Бог после шести - [45]

Притворяшки расхохотались. Они все сейчас были заодно.

— Что-нибудь значит? Конечно же значит! Еще как значит!

— Тихо! — Костя поднял руку. — Когда ты видишь, что с десятого этажа сброшен камень, тебе не надо убеждать себя в факте падения. Ты уверен: камень куда-нибудь да упадет, об этом ты знаешь, закрыв глаза. А почему? Потому что тебе известен закон падения. Таких законов много. Известных и неизвестных. Траектории событий и судеб тянутся из прошлого в будущее, а мы видим лишь крошечные их отрезки на протяжении наших коротеньких жизней. Поэтому мы пользуемся символами. Символ — это что-то вроде закона.

— Символ — наше неофициальное божество, — вмешалась в разговор Маримонда. — Мы ему поклоняемся, любим его и верим ему.

— Ну да, так мы к нему относимся, — важно продолжал Костя. — Но не это важно. Существен символ сам по себе. Как закон, он охватывает и прошлое и будущее. В настоящем он присутствует частично, поэтому главный талант и большая удача заключаются в том, чтобы правильно назвать символ. Определить, к какому типу символики следует отнести данное событие. И если сделать это верно, остальное становится просто: расписываешь историю и грядущее, как по печатному.

— Черт те что! — сказал Виктор. — Выходит, в том, как я пью эту рюмку, есть своя символика, по которой вы можете описать мою судьбу?

— Не так примитивно, но вроде этого. Только нужно знать еще и другие символы твоей натуры. Они все связаны между собой, понимаешь?

— Ну, знаете! — начал было Виктор.

Но его перебил Худо:

— Постой, Витя, помолчи и послушай.

Он извлек из бархатной блузы бумажки и стал читать молитву о Знаке, полученную от Кары. Притворяшки ошалело молчали, и, когда Олег кончил, Таня робко сказала:

— Это же настоящая программа. Идеология наша, вроде манифеста.

— Именно! Точно — манифест! — заорали притворяшки и нараспев повторяли: — Все есть Знак…

В их голосах было вдохновение и искренняя радость. Впрочем, Виктор уже не различал, когда притворяшки волновались искренне, а когда они играли во взволнованность.

Ответить Худо они не успели. Дачу вновь потряс давешний вой. Задребезжали стекла. Погас свет. “Я же ввернул пробки”, — сердито подумал Виктор и вскочил со стула. Но его остановил крик Люси:

— Там, там, я же говорила! Она, она!

В голосе девушки звучало неподдельное отчаяние, боль. “Вот кто единственный здесь верит во все это по-настоящему”, — мелькнуло у Виктора. Мелькнуло и пропало, чтобы воскреснуть потом, намного позже, в горестных воспоминаниях.

Немая, выразительная, полная значения картина. Лунный свет на полу и застывшие фигуры притворяшек. Рука Люси с растопыренными пальцами протянута к окну. Второй рукой девушка прикрыла лицо. Согнутая фигура Худо. Маримонда съежилась, вобрала голову в плечи, будто ожидая взрыва. Пуф и Костя неподвижны, в легком оцепенении. Лунный луч неровен, ломок, бесконечно раздроблен на большие и малые плоскости в убранстве комнаты.

Виктор бросился к окну, куда тянулась рука Люси. Сзади услышал частое дыхание Тани.

На снежной поляне перед дачей взметнулся снежный столб. Неровный, колеблющийся, прозрачный. Сквозь него темнели кусты сирени, реечный забор, дорожка. Столб подсветился, будто на него упал свет прожектора. Затем внутри столба проявилось нечто. Неясная, расплывчатая фигурка, точнее, изображение ее заиграло в блеске кружащихся снежинок. Фигурка прояснилась и вырисовалась, становясь миловидной девушкой в черном купальнике с широким красным поясом. Девушка эта посмотрела на них серьезно, даже сурово. И раздалось:

— У-у-у, Люся-а-а-а!

Виктор вздрогнул. Столб снега опал, привидение исчезло. Через минуту все повторилось снова: снежный столб, девушка, завывание с четким обращением к Люське и темнота. Потом опять то же. Притворяшки прилипли к стеклам и комментировали спектакль. Только Люська сидела в глубине комнаты, закрыв лицо руками, и твердила:

— Не хочу, не хочу, не хочу! Не хочу к ней!

— Я ее знала, — сказала Маримонда. — Это Валя, Люськина подружка. Она погибла два года назад. Попала под электричку. Но почему в купальнике?

— Она такая в моем альбоме, — всхлипывая, сказала Люська. — Я часто на нее смотрела. Разговаривала с ней, плакала. Она даже снилась мне так. И вот…

“Сейчас ты вряд ли обнаружила бы это фото в своем альбоме”, — подумал Виктор. Он направился было вворачивать пробки, но свет в комнате вспыхнул сам. Привидение за окном тут же исчезло. Потом, в течение вечера, оно еще несколько раз появлялось, но уже не столь торжественно, и притворяшки перестали обращать на него внимание. “А, это Валька нашу Люську завлекает”, — говорили они и отходили от окна. Электрическое освещение работало исправно, на даче было тепло и уютно, на столе появился торт, мороженое, кофе. Только Люська, съежась, лежала на ковре, переживала.

— Дурочка, — сказал ей Худо. — Прекрати.

— Тебе хорошо, — ответила девушка, — а я очень боюсь, мне страшно. Я не хочу туда, к ней!

А потом вновь много танцевали, пели. Виктор отвел Худо в сторонку.

— Твой помощник действует классно, — сказал он, — но ты скажи, чтоб он прекратил.

— Что прекратил?

— Это кино на снегу. Ведь Люська верит!