Бог пороха - [10]

быть Клинтон, запад от Лок-Хейвсна, юго-восток от Лайкаминга, восток от Уэст-Бранч, который здесь назывался Атан, и юг Болд-Иглз, то есть гор Хостигос. Ностор находился в долине Уэст-Бранч над Лок-Хейвеном от разветвления реки и выдавался с юга в Хостигос через расщелину Анте, расщелину Домбра, захватывая Ниппеноз в долине Семи Холмов. К востоку, занимая весь округ Блэр и часть Хантингтона и Бедфорда, располагалось Княжество Саскское, где правил князь Сарраск. Сарраск не был другом, Гормот был явным врагом.

На карте побольше было видно, что Пенсильвания, Мэриленд, Делавэр и южная половина Нью-Джерси составляли Великое Царство Хос-Харфакское со столицей в городе Харфакс в устье Саскуэханны, и правил там царь Каифранос. Птосфес, Гормот, Сарраск и дюжина еще других князей номинально считались его вассалами. Судя по той ночи, когда он прибыл в это «здесь-и-сейчае», власть Каифраноса простиралась на расстояние дня пути пехоты от столицы, и не дальше.

У него возникло подозрение, что Хостигос сильно зажат между Ностором и Раском. Что-то этих людей грызло. Слишком часто, смеясь вместе с ним (она его учила читать и писать, и это было весело), Рилла вспоминала что-то, что ей явно хотелось забыть, и тогда смех становился напряженным. Чартифон всегда думал о чем-то своем, иногда он даже забывал, о чем говорит. И никогда Моррисон не видел, чтобы Птосфес улыбнулся.

Ксентос показал ему карту мира. Мир был не круглый, а плоский, как блин. Бухта Гудзон находилась в его центре, Северная Америка была по очертаниям больше похожа на Индию, Флорида выдавалась прямо на восток, а Куба тянулась на север и на юг. Острова Вест-Индии были случайно разбросанными точками, будто составитель карты о них от кого-то что-то слышал. Азия соединялась с Северной Америкой, но была белым пятном. По периметру карты стелился бесконечный океан. Европы, Африки и Южной Америки попросту не было. Ксентос хотел, чтобы Моррисон показал, из какой страны явился. Моррисон ткнул пальцем примерно в центральную часть Пенсильвании. Ксентос решил, что его не поняли.

— Нет, Калван, это теперь твой дом, и мы хотим, чтобы ты остался с нами, но из какой страны ты пришел?

— Из этой, — настаивал он. — Но из другого времени, за тысячу лет от сегодня. У меня был враг, злой волшебник. Другой волшебник, мой друг, наложил на меня защиту, и меня нельзя было убить чернокнижием, и потому мой враг вывернул время вокруг меня и закинул меня в такое далекое прошлое, когда мой самый первый известный предок еще не родился. Теперь я: здесь, и здесь должен остаться.

Рука Ксентоса быстро описала круг около белой звезды у него на груди, и он что-то быстро забормотал. Еще одна общемировая константа.

— Какая страшная судьба!

— Да. Я не люблю об этом говорить, но вы имеете право знать. Можешь сказать князю Птосфесу, княжне Рилле и Чартифону, но попроси их со мной об этом не говорить. Я должен забыть старую жизнь и построить новую в этом времени. А другим скажи, что я из далекой страны. Вот из этой. — Он показал туда, где примерно находилась бы Корея. — Я там был однажды, бился на великой войне.

— Да, я знал, что ты наверняка был воином. — Ксентос поколебался, но все же спросил: — Ты владеешь чернокнижием?

— Нет. Мой отец был жрецом, как и ты, и он хотел, чтобы я тоже стал жрецом, а наши жрецы ненавидят чернокнижие. Но я знал, что из меня не выйдет хорошего жреца, и когда пришла эта война, я оставил учение и ушел сражаться. Потом я был воином в собственной стране, поддерживая в ней мир.

Ксентос кивнул:

— Человек, который не может быть хорошим жрецом, вообще не может быть жрецом, а быть хорошим воином — это почти что не хуже. Скажи мне, каких богов чтит твой народ?

— О, многих. И Конформизм, и Авторитет, и Общественное Мнение. И еще — Статус, символов коего множество, и он ездит на колеснице по имени Кадиллак, которая и сама почти бог. И есть еще Атомная Бомба, Ужас Разрушения, и когда-нибудь она положит конец миру. Что до меня, я не поклонялся ни одному из них. Расскажи мне о Своих богах, Ксентос.

Он набил трубку и зажег ее огнивом, которым научился пользоваться вместо «зиппо», у которой вышел бензин. Дальше ему не пришлось говорить — он слушал Ксентоса, который рассказывал о своем боге, Дралме, и о Йиртте, Матери Всего, и о Галзаре с волчьей головой, боге войны, и о хромом боге ремесел Транте (забавно, что все боги ремесел хромые), и обо всех остальных.

— И еще — Стифон, — добавил он угрюмо. — Стифон — бог зла, и служат ему люди зла, и даны им богатство и власть непомерные.

После этого разговора он заметил легкую перемену в отношении к себе. Пару раз он ловил на себе любопытно-жалостливый взгляд Риллы. Чартифон только крепко сжал ему руку и сказал: «Тебе у нас понравится, Калван». Князь Птосфес мекал, бе кал, потом высказался: «Ксентос мне сказал, что есть вещи, о которых ты не хочешь говорить, Калван. И никто тебе не будет; об этом напоминать. Мы рады, что ты с нами. Оставайся, пусть здесь будет твой дом».

Все прочие относились к нему с глубоким уважением. Им было сказано, что он князь из далеких земель, свернутый с трона предательством. Ему дали одежду — столько одежды у него никогда не было, и оружие. Рилла подарила ему пару собственных пистолетов, один из которых и ранил его в схватке. Они были длиной два фута, но легче, чем его кольт, — стволы к дулу истончались как бумага. Замки работали на том же принципе, что и огниво, и на рукоятях было выгравировано имя Риллы, Ему отвели другую комнату, побольше, и личного слугу.