Бог Плодородия - [7]

Габи даже не понимала, что шахта оказалась не вертикальной, до тех пор, пока отлогий изгиб не перешел в резкий поворот, который замедлил ее движение. Она еле успела отметить этот факт, как плоскость под ней словно растворилась в воздухе. На долю секунды она зависла в пустоте, а потом, сильно ударившись о твердую поверхность, проскользила юзом несколько футов и остановилась.

Лежа неподвижно Габи попыталась сосредоточиться, мысленно проверяя тело и определяя нанесенный ущерб. Боль, наконец, дала о себе знать, но была терпимой. Ладони истерлись о стены шахты, и их жгло огнем. Сильно болел подбородок, рука и коленка. Она приподнялась и осмотрелась вокруг.

Полнейшая темнота, такая густая, что казалось можно потрогать рукой, окружала ее. Все, что она видела перед собой, — это тусклый свет. Ей потребовалось несколько минут, чтобы сообразить, что это слабый свет уходящего дня, проникающий по изогнутому коридору шахты, в которую она свалилась.

Кряхтя, Габи поднялась на четвереньки и поползла в сторону света и голосов.

— Вы ранены?

Она догадалась, что это голос доктора Шеффилда.

— Не думаю, — выдохнула она, дрожащим и хриплым от испуга голосом.

— Нет, — добавила она, помолчав. — Просто меня как следует встряхнуло и пара царапин. Ничего не сломано.

Лодыжка, как она обнаружила позднее, когда пыталась подняться, болела неимоверно, но она могла ступать на больную ногу. Габи повезло, она лишь потянула связки, а не вывихнула или не сломала ногу.

— Вы сможете вскарабкаться наверх?

Она вспомнила о неудачных попытках остановить собственное падение.

— Попробую.

Неожиданно Габи особенно остро почувствовала чернильную темноту за своей спиной. Полоска света над головой быстро исчезала. Как только шок начал спадать, кожу стало покалывать от беспокойства, особенно в районе спины и шеи, как будто ее сверлили чьи-то невидимые глаза.

Девушка старалась не думать о змеях, пауках и скорпионах, что возможно находились в этой яме, но невольно стала прислушиваться, пытаясь уловить малейший звук, который мог принадлежать смертоносным и ползучим соседям.

Ей удалось преодолеть почти плоский край шахты, но забраться выше не получалось. При каждой попытке Габриэль соскальзывала вниз, пока ее одежда не стала такой мокрой от пота, что просто прилипла к телу.

— Не могу, — признала она, наконец. — Поверхность слишком гладкая.

— Я поищу веревку! — отозвался кто-то наверху, обращаясь скорее не к ней, а к тому, кто стоял рядом.

— Захватите пару фонарей! — повелительно прокричал Олдмэн видимо вслед удаляющемуся человеку.

— Мог бы кто-нибудь посветить мне? — позвала Габи. — Здесь очень, очень темно.

— Держитесь, доктор ЛаПлант, мы вас вытащим.

— Что вы видите?

Габи без труда вычислила голос Шейлы. Даже если бы она не узнала голос, то нетрудно и догадаться: в экспедиции только две женщины.

— Тут темно как у черта в заднице, — огрызнулась Габи.

— Постарайтесь сохранять спокойствие, — успокаивающим голосом сказал доктор Шеффилд, напоминая, что наверху ее могла слышать вся команда копателей. Ей было все равно. Обычно Габриэль следила за языком, но она росла среди грубых, закаленных улицей сирот из приюта. Словно на проходном дворе. Едва ли не каждый ребенок прошел опекунство, но дети почти всегда возвращались, как правило, более испорченными, чем прежде, чаще озлобленные и мятежные иногда молчаливые и замкнутые, а в ряде случаев щеголяя бинтами и гипсами.

Поминать черта было любимой забавой всех, вероятно, главным образом потому, что монахини-воспитательницы гневно захлебываться слюной всякий раз, как только один из воспитанников произносил его.

Пока Габи была совсем мала, то завидовала тем, кого забирали в семьи. Она росла некрасивым ребенком. Толстушка с прямыми бесцветными волосами, такими непослушными, что их невозможно было пригладить. И у нее многое вызывало аллергию, которая с возрастом прошла, но на тот момент никто не хотел с ней связываться из-за проблем со здоровьем.

Позже, когда наконец поняла, какими могут быть взрослые, радовалась что оставалась в приюте. По большей части ее не замечали, если бы только не необходимость прятаться от похотливых старичков, ищущих очередную сексуальную игрушку и от мамаш, нуждающихся в няньках и домашних рабах, или от приемных родителей которые вымещали злобу на детях, избивая их всякий раз, когда были не в настроении, пьяны или под кайфом.

И все же она не любила темные, закрытые пространства.

Поэтому и пыталась убедить себя, что именно по этой причине чувствовала покалывание во всем теле, как будто чьи-то глаза шарили по ней.

— Насколько велико помещение?

Снова доктор Шеффилд. Габи не могла определить, пытался ли он разговорами успокоить ее, или же больше его чертовски интересовало то что она нашла, а не опасная ситуация в которую попала.

— Ты думаешь, это склеп? — крикнула ей Шейла.

«Эта стерва заслуживает хорошего пинка под зад, как только я выберусь отсюда», — вскипела от злости Габи.

— Если вы хотите знать, то скиньте фонарь! — сердито ответила она.

— Марк и Билли отправились собрать все необходимое. Они скоро вернутся, — заверил Карл Олдмэн. — Мы вытащим вас оттуда быстрее, чем вы успеете опомниться.