Бог не любовь: Как религия все отравляет - [96]

Эти противоречивые известия стали напоминать мне забег: на каждый крошечный шажок науки и разума приходится размашистый, грозный скачок варварства — по милости людей, уверенных в своей правоте и мечтающих о том, что Роберт Лоулл в другом контексте назвал «засильем благочестия и стали».

Религия даже обзавелась специальным ответвлением для изучения конца света. Оно именуется «эсхатологией» и без конца изводит себя картинами уничтожения этого тленного мира. Культ смерти по-прежнему силен, хотя у нас есть все основания полагать, что кроме «тленного мира» у нас ничего нет — и никогда не будет. В то же время перед нами целая вселенная, ждущая открытий и объяснений. Ее изучение, увлекательное уже само по себе, даже самому обыкновенному человеку открывает то, чего когда-то не знали Дарвин и Эйнштейн. Оно сулит настоящие чудеса исцеления, энергетики и мирного диалога культур. Однако же миллионы людей во всем мире по-прежнему предпочитают пещерные мифы с племенными божками и кровавыми жертвоприношениями. Стивен Джей Гулд в поздних работах великодушно писал, что наука и религия представляют собой «непересекающиеся царства». Что они не пересекаются — совершенно очевидно. Но это не означает, что между ними нет антагонизма.

У религии не осталось оправданий. Благодаря телескопу и микроскопу ее объяснения больше ни на что не годятся. В прошлом, когда картина мира находилась под ее тотальным контролем, она могла предотвращать появление противников; теперь она может лишь чинить препятствия лавине прогресса или пытаться повернуть ее вспять. Да, иногда она искусно примиряется с плодами науки, но лишь для того, чтобы оставить за собой право выбора: меж забвением и обскурантизмом, меж бессилием и откровенным реакционерством. И беда в том, что она запрограммирована выбирать худшую альтернативу. Все, что она может противопоставить негаданным-нежданным открытиям в коре нашего мозга, в самых дальних уголках известной вселенной, в белках и кислотах нашего тела, — либо уничтожение во славу господню, либо лживое обещание, что мы «спасемся», если пустим под нож крайнюю плоть, помолимся в заданном направлении или заглотим просфору. Как если бы посреди зимы вам поднесли ароматный, изысканный плод, вызревший в заботливо устроенной теплице, а вы содрали бы с него кожуру вместе с мякотью и принялись понуро глодать косточку.

Более всего нам необходима новая эра Просвещения, основанная на понимании того, что истинный предмет человеческого познания — сам человек. В отличие от своих предшественниц, новая эпоха Просвещения не будет всецело полагаться на героические прорывы одаренных и необычайно храбрых одиночек. Она вполне по силам человеку средних способностей. Чтение литературы, как ради нее самой, так и ради вечных этических проблем, что в ней затрагиваются, может с лихвой заменить священные тексты, оказавшиеся безнравственными фабрикациями. Полная свобода научного поиска и мгновенный электронный доступ огромной массы людей к новым открытиям в корне изменят наши представления о научно-исследовательской работе. Что не менее важно, теперь можно, наконец, попытаться навсегда отделить половую жизнь от страха, болезней и тирании — при условии полного исключении религии из этой сферы. Впервые в нашей истории все это — и не только это — может не сегодня-завтра стать реальностью для каждого человека.

Однако лишь самый наивный утопист скажет, что развитие новой, человечной цивилизации будет прямолинейным, как фантазии о «прогрессе». Для начала мы должны преодолеть собственное прошлое. Мы должны вырваться из костлявых рук, что тянутся к нам оттуда, пытаясь затащить назад в катакомбы, назад к зловонным алтарям и тайному счастью унижать и уничижаться. «Познай самого себя» — говорили древние греки, ненавязчиво предлагая найти утешение в философии. Сегодня очевидно: чтобы освободить свой разум для самопознания, надо знать врага в лицо и готовиться к схватке.