Бог любит смех - [7]

Г Л А В А 8. ДЯДЯ ДАФФИ И ЕГО УДИВИТЕЛЬНЫЙ ВИСКЕРС

Я узнал многое о Боге и людях в то лето, когда дядя Даффи возвратился домой с войны. Дядя Даффи служил за морем, в Канадском полку, и отец обо всем нас предупредил перед его приездом. "Вы должны быть очень терпеливы с моим младшим братом, - сказал он матери. - Он отравлен газами и контужен во Франции". Я думаю, мы могли бы быть терпеливы с дядей Даффи, сумей мы хотя бы познакомиться с ним, но почти все свое время он проводил в пабе МакМартри. Он брал свою шляпу, галантно кланялся матери и говорил: "Пойду-ка я в город, полечусь немного от контузии". Отец старался изо всех сил помочь дяде Даффи. Частенько он отправлялся за ним к МакМартри и торчал с ним там до тех пор, пока Даффи не обретал способность идти домой, хотя бывало, что никто из них не оказывался на это способен. Дядя Даффи был очень нервный. Он запрыгнул отцу на руки в тот вечер, когда я впервые выпалил из своего капсюльного пистолета. А один раз, когда Мэри неожиданно надула бумажный пакет и взорвала его, дядя Даффи выбежал из дома в одних носках с криком: "Они идут!" Он спрятался за домом на кукурузном поле. У дяди Даффи был друг Вискерс, который пугал матушку больше всего. Вискерс испытывал непонятную неприязнь к дяде Даффи и гонялся за ним по всему дому. Дядя Даффи прорывался через парадный вход, глаза его были похожи на две половинки дыни. Он прятался за матерью, отцом и за угольной печкой. Он показывал пальцем на дверь и шептал паническим голосом: "Вискерс идет за мной. Я должен спрятаться от Вискерса! У него штык!" Одним прыжком дядя Даффи прыгал в шкаф для одежды, захлопывал дверцу, сбивая со стены портрет бабушки Вагнер. Вискерс не был реальным человеком. Никто из нас его не видел, кроме дяди Даффи, хотя Элла и утверждала, что однажды ночью она тоже видела. Она сказала, что Вискерс сидел на яблоне напротив окна ее спальни и строил ей рожи. Но Элла постоянно что-нибудь видела, с тех пор, как я рассказал ей свой сон о сияющем человеке. Однажды Элла рассказала, что видела призрак Артура Конан Дойля, прогуливающийся по крыше железнодорожного вокзала Нортерн-Пасифик. В тот же вечер отец вымыл ей рот с мылом. Отец говорил, что дядя Даффи ходит к МакМартри, чтобы избавиться от Вискерса. Мать заметила, что Вискерс преследует Даффи как раз тогда, когда он возвращается от МакМартри. Я любил Вискерса. Он делал мир необыкновенным. Все мы привыкли к нему. Мы говорили о нем так, будто он был членом семьи. Однажды, когда дама на собрании Общества Алтаря спросила мать, что это за Вискерс, о котором мы все говорим, мать ответила ей: "О, этой друг Даффи". Впервые я встретился с дядей Даффи в лето большого лесного пожара. Это было в день, когда отец Хоган и члены Общества Алтаря собрались в нашем доме, чтобы обсудить открытие новой школы. Элла, я и многие из наших друзей перешли туда из школы имени Бенджамина Франклина, и мы были совсем не уверены, что нам понравится эта. Мать готовилась подать на стол в гостиной чай и печенье, когда Элла, как сумасшедшая, пробежала по всему дому, вереща: "У меня было видение! У меня было видение!" Миссис МакКаллистер так разволновалась, что размешала чай собственными очками. "Видение! - вопила Элла. - Я говорила с ангелом! Гони их, сказал мне ангел. Всех. В море!" Элла радостно прокудахтала это и вылетела в парадную дверь. Отец Хоган подавился кусочком пирожного, и его лицо стало такого же цвета, как у дедушки в ту ночь, когда он проглотил цыплячью кость. Все были встревожены, кроме матери. Она знала, что Элла то "видит видения", то "разговаривает с ангелами". Ничего от этого не бывает. "Она переняла это от Уильяма", - объяснила матушка гостям. "Он очень интересуется Богом и прочими делами, верно, отец Хоган?" - У отца Хогана глаза вылезли из орбит при воспоминании о наших встречах. "Уильям сказал, что однажды он пойдет по свету, чтобы рассказать людям о Боге. Ну, а пока он рассказал одной Элле. Она все это преувеличивает. Еще торта, миссис Уилкокс?" Чего хотела миссис Уилкокс, так это уйти домой. Однако на этот раз Элла была совсем невинна. Она просто играла роль Жанны Д'Арк. Элла стала мешать нашей замечательной игре в "ковбоев и индейцев", болтая о книге про Орлеанскую деву, которую она читала. Никто из нас, мальчишек, не заинтересовался этой историей, пока она не дошла до той части, где Жанну д'Арк, привязанную к столбу, сжигают на костре. "Вот теперь ты дело рассказываешь", - сказал Сэм Льюис. Майк Раффодил согласился: "Самый смак!" Элла сказала, что будет прекрасной и смелой героиней Жанной д'Арк, если мы хотим участвовать в этой игре. Мы согласились и с криками побежали за ней. Я пробился сквозь собрание Обшества Алтаря, в горячке погони не обращая внимания на дам и отца Хогана. "За старой ведьмой!" - кричал я, когда галопом мчался через гостиную. Мать задержала меня. "Почему ты так обзываешь свою сестру?" - спросила она. "Она - ведьма. Мы предадим ее огню", - бодро сказал я матери. "Сожжем ее живьем. До скоро свидания. Привет, отец". Я проскакал вокруг холмов швейной машинки и направил своего великолепного гнедого жеребца с грохотом в долину дровяного сарая. Я поймал д'Арк, прячущуюся на кукурузном поле и поедающую бутерброд с джемом. Мы привязали ее к старой помпе на заднем дворе и набросали вокруг нее мятой бумаги и щепы для растопки. Сафид Филлипс, который отвечал за британские войска, пошел домой и украл спички, пока его мать выходила развешивать белье. Поскольку Жанна д'Арк была моей собственной сестрой, мне была предоставлена привилегия разжечь огонь. Чем я и воспользовался. Мы договорились освободить Жанну сразу, как только ей станет жарко, но именно в этот момент по переулку проехал старший брат Майка Раффодила на новом красном мотоцикле. Мы все помчались за ним, упрашивая прокатить, и бросили Жанну на произвол судьбы. Отец Хоган подбежал к помпе, когда Жанна д'Арк воплями начала звать маму. Отец Хоган накачал несколько ведер воды и затушил огонь. Две другие мои сестры, Мэри и Фрэнсис, немедленно были отправлены в экспедицию, с целью доставить меня живого или мертвого. Огонь Эллу не задел, но когда мать объяснила отцу, какую ужасную муку должна была испытывать Элла, и как она могла сгореть насмерть, отец отправил меня срезать прут. Я никак не мог найти подходящего размера - тогда отец вышел и помог мне. Он отверг мой выбор и срезал молодое деревце. "Я получил хороший урок", - сказал я ему по пути к дому. Отец проворчал: "Отлично! Теперь мне хотелось бы закрепить его". И в этот самый момент вернулся домой дядя Даффи из Франции, в которой после войны располагалось его часть. Разумеется, я навсегда сохранил к нему нежность в своем сердце. Мать уже почти смирилась с тем, что приходится жить с Вискерсом и дядей Даффи, когда в Миннесоте случился большой лесной пожар. Он был самым страшным за всю историю. Много людей погибло в огне. Несколько городов к северу и востоку от нас полностью выгорели. И днем и ночью у нас першило в глотке и было больно дышать. Кругом стояла серо-голубая мгла, а по ночам небо к северо-востоку было мрачного багрового цвета. Возбуждение сквозило во всех беседах. Соседи, годами не разговаривавшие друг с другом, стали вдруг закадычными приятелями, так сплотил их огонь. Они бросали оценивающие взгляды в сторону Дулута. "Плохо дело". "Очень". Каждый день мы видели, как уезжают машины, груженные пожарным оборудованием и набитые людьми. И другие машины, которые возвращались с измотанными, грязными, мрачными бойцами. Я был заточен в своей спальне в тот вечер, когда меня поймал начальник полиции - я покидал поселок, направляясь на фронт, волоча за собой тележку. Я погрузил на нее лопату, две лучших материных наволочки, чтобы сбивать огонь, и мешок яблок. Теперь я лежал на полу своей комнаты, приклеившись к вентилятору и наблюдал, как мать, отец, мистер и миссис МакКаллистер играют в карты. Мать зажгла церковную свечу. Когдамистер МакКаллистер наклонился и прикурил от нее сигарету, миссис МакКаллистер дала ему хорошенько по шее. Мать заметила, что он слишком бесчувственный. "Если вы имеете в виду, что я напуган до смерти, то вы правы, - сказал мистер МакКаллистер. - Похоже на то, что мы можем играть в карты на собственные дома. Их у нас скоро все равно не будет, если не переменится ветер". Чуть позже, когда мать объявила "три без ветра", мистер МакКаллистер сказал, что пора идти домой. Утром стало полегче. Сменился ветер. Около трех часов я почувствовал, как холодный свежий воздух ворвался в окно спальни. Все складывалось так удачно, что отец и другие мужчины решили отправиться на Фергюс-Фоллс, чтобы сыграть свой воскресный бейсбольный матч. Но вечером ветер опять переменился на северо-восточный и задул еще сильнее. Небо со стороны Дулута мерцало как северное сияние, только вместо ледяной голубизны оно горело жарким оранжевым светом и выглядело зловеще. Все мужчины отправились на борьбу с огнем. Женщины собирались на верандах сплоченными группами, обмениваясь такими секретами, какие только общее несчастье могло из них вытянуть. Все дети в округе лазили по перилам веранд, шастали туда-сюда через заборы и игнорировали бесконечные материнские инструкции не уходить никуда "чтобы быть у матери на глазах". Сафид Филипс и я попытались вообразить, как огонь прокрадется в город и спалит все школы, а потом уйдет, не причинив больше никакого вреда. Потом мы оставили это и начали искать место для игры в "утенка на скале". Миссис Филипс окликнула Сафида: "Джеймс, пожалуйста, не кричи так громко. Мама не слышит сама себя. И перестань толкать свою сестру". "Хорошо, тогда скажи, чтобы она тоже перестала меня толкать, или, когда мы поплывем на середину Змеиного Озера спасать свои шкуры, она может оставаться и умирать на берегу как собака". Его сестра начала плакать. Его мать закричала: "Сафид Филлипс!" Сафид сказал: "Раз, два, три, четыре, пять - я иду искать, кто не спрятался - я не виноват". Это произошло в ту минуту, когда состоялось историческое появление дяди Даффи на Мэйпл-Стрит. Он прогуливался по улице, но можно было подумать, что он стоит на верхушке стога сена, который галопом мчат лошади. Соседки подталкивали друг друга в предвкушении. Дядя Даффи пел военную песню, как говорила мать, "никаким" баритоном. Мне кажется, он и песню выбрал такую, чтобы все тут же на него разозлились. Во всю глотку он орал: