Бог, король и дамы! - [213]

В одной из комнат юноша обнаружил двух храпящих дворян. Судя по траурным нарядам господ, шевалье были протестантами. Молодые люди спали, уронив головы на стол, а вокруг красовались пустые бутылки и наполовину опустошенные блюда, ножи и ложки, куча обглоданных костей и куски пирога. Скатерть была запачкана пролитым вином и мясным жиром. Александр стоял над пьяницами и сердито размышлял, какую пользу может извлечь из этих храпящих бревен. Если бы слуги не сообщили лейтенанту, что спящие являются кузенами госпожи, шевалье непременно использовал бы их тела при строительстве баррикады у ворот, дабы дать урок всем женихам Пенелопы поневоле. Лишь будущие родственные узы заставили Александра проявить к пьяным некоторую снисходительность, и он велел запереть кузенов невесты в подвале отеля, поставив рядом по ведру холодной воды и бутылку вина.

— А оружие? — весьма некстати осведомился один из лакеев.

— Еще не хватало! — возмутился Александр, давно усвоивший, что даже ложка в руках пьяного может привести к несчастью. — Как проспятся — скажешь.

Следующие пару часов отель лихорадило от спешной работы. По указанию Александра слуги сооружали баррикады у ворот и дверей особняка, укрепляли ставни, заряжали аркебузы и точили ножи. Шевалье расставлял часовых, проверял оружие, отдавал приказы… На какой-то миг в голове Александра промелькнула надежда, будто, готовясь к осаде, он напрасно пугает себя и окружающих, но воспоминания о Бюсси и Нанси, а еще более жуткий вид Лувра убедили лейтенанта, что эта надежда тщетна. К полуночи отель превратился в крепость и Александр счел, что сделал все возможное и теперь может немного отдохнуть.

— Разбудишь меня, только если случится что-нибудь страшное, — приказал шевалье Пьеру и почти сразу уснул.

В то время как шевалье де Бретей занимался укреплением отеля, Соланж де Сен-Жиль готовилась к самому важному событию в своей жизни. Письмо отца было прочитано, и Соланж печалилась лишь об одном, что, обязанная немедленно вступить в брак, не могла преподнести супругу оставленное в Азе-ле-Ридо приданное. О том, что для заключения брака нужен еще и священник, Соланж не думала — подобные дела были заботой жениха, да и батюшка писал, будто двенадцатилетней помолвки достаточно, чтобы уже считать себя женой шевалье де Бретея, а Соланж никогда не подвергала слова отца сомнению — монахини ее этому не учили. Кормилица невесты, не менее мадмуазель взволнованная предстоящей свадьбой, засыпала девочку градом советов, выбрала для невесты самую красивую рубашку, просторный и нарядный ночной роб, заплела волосы новобрачной в косу и основательно смутила, объяснив, в чем состоит брак.

Приготовления и наставления до того захватили невесту, что Соланж забыла обо всех страхах, боясь лишь одного — не угодить блистательному жениху. Конечно, принять бедно одетого, уставшего Александра за прекрасного принца могла только по уши влюбленная дурочка, но Соланж была от души благодарна батюшке за выбор супруга.

Сначала, следуя наставлениям монахинь, девочка терпеливо ждала Александра в своей спальне, но часы бежали за часами, а шевалье все не появлялся. Наконец, еще раз перечитав письмо отца, девочка осмелилась отправиться на поиски мужа.

Шевалье Александр видел сон, и этот сон был прекрасен: молодой человек вел к алтарю мадмуазель де Сен-Жиль. Свадьба почему-то происходила в Реймсе, а не в Туре, но юношу это ни коем образом не беспокоило — шевалье Александр был счастлив. И когда Пьер растолкал лейтенанта, шевалье де Бретей вскочил, вообразив было, что начался штурм, но тут же догадался, что продолжает спать. В сумраке кабинета перед ним предстало прекрасное видение. Это могла быть только она — его юная жена. Прижав руки к груди и восторженно глядя на молодого человека, его жена несвязно лепетала что-то о своем долге, о готовности немедленно подчиниться своему супругу и господину, говорила о том, что обязательно родит ему трех детей — двух мальчиков и одну девочку, а если он отвергнет ее — навеки затворится в монастыре. Все слова сестры Ады, пять лет вызывавшие смешки «гадких девчонок», неожиданно естественно и трогательно слетали с губ Соланж де Сен-Жиль.

Шевалье де Бретей протер глаза. То, что происходило в особняке Сен-Жилей, явно не было сном, но настолько превосходило самые смелые мечты Александра, что лейтенант не верил ни глазам своим, ни ушам. Шевалье неожиданно сообразил, что вряд ли сможет найти священника в горящем Париже, захотел было сказать, какой прекрасной будет их свадьба, но не смог. Впервые в жизни у шевалье Александра перехватило горло. Молодой человек закашлялся. Подумал, что где-то рядом должно быть вино или вода, что-то, что поможет ему вернуть голос.

И в этот момент ударил колокол. Потом отозвался еще один. И еще. Шевалье Александр очнулся от грез. Началось… Громко позвал Пьера. Поручил Соланж его заботам. И не обращая более внимания ни на слова, ни на слезы девочки отправился защищать свою самую большую драгоценность.

…Избиение продолжалось пять дней, и все это время в воздухе плыл тревожный набат, который вскоре перешел в праздничный перезвон «Te Deum». Квартал, где располагался особняк Сен-Жилей, оказался относительно спокойным, возможно, потому, что на соседней улице находился отель Гизов, но и здесь солдатам Александра и слугам Сен-Жилей трижды пришлось стрелять по погромщикам и отражать штурм.