Бог из машины - [9]

— Да не, — жизнерадостно замахала рукой Мария, — Всё нормально. С чего это кому-то меня убивать, тем более, на обучении? Ладно, я пошла!

Доложившись об уходе, послушница открыла дверь, а затем выскользнула прочь. Судя по отсутствию шебаршения в замке, запереть эту самую дверь за собой она и забыла. Юное ветреное создание. Чезаре лишь покачал головой. Кто бы мог подумать, что эта непоседливая девчонка — настолько опасный человек… Или станет таковым по окончании своего обучения. Кардинал и сам порой пусть не забывал, но не задумывался об этом, а порой даже забывал, что возня с ватиканской молодежью — отнюдь не основная его задача. Совсем не основная.

Тряхнув головой, кардинал снова погрузился в работу, которую возложил на него Конклав. Нужно поскорее закончить с этими агитками… А потом при первой возможности попробовать вытянуть немного информации из отца Патриция за партией в шахматы.

Убив пару часов на редактирование, он, наконец, признал результат более-менее удовлетворительным. По крайней мере, настолько, чтобы никто не мог сказать, что он не старался. Оставалось только передать их в печать. Быть кардиналом хорошо, хотя бы потому, что не надо было утверждать каждую буковку в агитке с десятком начальников. Вообще-то, он и был тем самым начальником, вольным перебросить эту работу на других, которые должны были бы с ним утверждать каждую буковку в макете. Но ведь если хочешь, чтобы дело было хорошо сделано… правильно, делай его сам. Именно поэтому он лично понес свои наработки в типографию. Чезаре не пытался делать вид, будто считает свою часть по-настоящему важной, вместо этого предпочитая демонстрировать подход 'вышестоящие сказали надо — значит надо'. Он демонстрировал слепую верность Конклаву, за которой с минимумом усилий можно было рассмотреть личные амбиции. Интриган, прячущийся за маской верного работника — как это типично для властных кругов… Впрочем, мало кто ведал, что у этой шкатулки было и третье дно.

Уже приближаясь к типографии, которая находилась в том же корпусе, что и его кабинет, мужчина услышал громкие крики, грохот, скрип, снова крики. В руке немедленно появился клинок. Затем Чезаре напомнил себе, что он скромный и мирный священник. Клинок убрался, появился пистолет. Сложив руки, так что до поры оружия не было видно за рукавом его рясы, кардинал неслышным шагом зашел в типографию, стараясь держаться стен, на ходу оценивая обстановку и ища возможные укрытия…

Едва кардинал подошёл к двери, как та резко распахнулась, и Чезаре чуть не сбило с ног упавшее на него тело сотрудницы типографии. Судя по сопровождающему это действие визгу, перепачканная краской женщина была живой и здоровой. Попросту не мог больной человек так громко и самозабвенно, а, главное, бодро, кричать. В любом случае, удариться обо что-то с такой силой, чтобы из деревянной двери вырвало замок, было, как минимум, больно.

Не особенно задумываясь о том, по-джентельменски ли это, Чезаре сделал стремительный шаг в сторону, сдвигаясь с точки приземления 'снаряда'. Таким образом, женщина вместо надежного плеча получила лишь секундную опору в момент собственно столкновения, зато сам священник сохранил относительную свободу движения. В частности, мог аккуратно заглянуть в дверной проем в поисках того, кто такой оригинальный 'снаряд' запустил.

Увиденное внутри больше всего напоминало сотканного из клубящейся тьмы чёрта с горящими глазами. Размером со среднюю немецкую овчарку, с длинным гибким телом, с длинным хвостом, словно смесь ящерицы и пантеры.

Увидев Чезаре, чёрт схватил открытую коробочку с тонером и запустил её, целясь в лоб кардиналу. Ловко отскочив в сторону, Чезаре убрал пистолет: он знал, что ни одно из пяти имевшихся у доброго священника средств смертоубийства не будет здесь надежной ставкой. Вместо этого он показал чёрту раскрытую ладонь, словно собирался сдаваться… После чего коротко перекрестил его, громко говоря самое банальное, что только мог придумать в данной ситуации:

— In nomine patris et filii et spiritus sancti…

На кончиках пальцев полыхнул синеватый свет, напоминающий неоновую вывеску. Простой магический трюк, своего рода недокументированное использование его скрытых способностей, но в сочетании с религиозной атрибутикой он превращается в лучшую ставку против таких 'демонов'.

Чёрт дёрнулся, словно его пронзило током, и зажал лапами глаза. Молитва возымела свой эффект, а лёгкий огонёк божественного света на пальцах слепил существо не хуже направленного в лицо прожектора. Успех задумки обрадовал Чезаре, тем более что он, кажется, наконец вспомнил подходящий случаю текст. Громким театральным тоном он начал:

— Crux sancta sit mihi lux

Non draco sit mihi dux

Vade retro satana

Numquam suade mihi vana

Sunt mala quae libas

Ipse venena bibas!

Ближе к концу молитвы чёрт с трудом двигался, тратя все имеющиеся силы только на то, чтобы резко дёрнуться или громко выкрикнуть что-то похожее на 'спасите' высоким пронзительным тонким голосом. На последнем слоге существо рассыпалось в пепел, который, в свою очередь, исчез, едва коснувшись пола. Чего нельзя было сказать о бардаке и тонере.