Бог и человек - путь навстречу - [6]

Можно только или верить, постигая это каким-то необъяснимым образом, или непосредственно видеть, о чем вполне можно рассказывать и пытаться объяснить, но тоже невозможно передать все вполне - адекватно увиденному. И в связи с этим становится совершенно ясно, что никакой рисунок, картина или икона не могут изобразить Христа так же просто и точно, как могут изобразить человека. Невозможно более или менее точно передать даже только внешний вид Его, потому что в нем отражены (или выражены) Его внутренние качества, Его нечеловеческие свойства - а это не поддается изображению.

Многочисленные, вызванные, наверное, верой и познаниями, изображения (или попытки изображений) Христа на рисунках, картинах и иконах подтверждают эту невозможность. Их изобразительные возможности заканчиваются там, где заканчивается земная реальность с ее земными подробностями. То, что не от мира сего, не может быть "вытащено", так сказать, на поверхность таких земных предметов, как картина или икона.

А лицо Христа (якобы лицо Христа) со взглядом человека, а не Богочеловека - это уже не лицо Христа. Во всем земном мире нет ничего похожего на взгляд Христа, отражающий Его нечеловеческие, неземные свойства, не с чем сравнить, не с чего списать (нет такой натуры) - земное искусство тут бессильно. И словом (словами) тоже, конечно, невозможно это вполне передать - если только намекнуть, приблизительно обозначить.

* * *

Внешний и самый поверхностный сюжет этого сна (или видения) очень краток и прост. Он спросил двух людей о том, как они живут (или что делают, чем занимаются). Они вкратце рассказали Ему то ли о своей жизни, то ли о своей работе. Он им ответил очень доброжелательно, одобрительно и в то же время безучастно к подробностям их рассказа - буквально одно-два слова. И на этом сон закончился.

Вообще своей предельной краткостью и лаконичностью этот сон похож на аудиенцию большого начальства: ни одного лишнего слова и движения, ни одной лишней секунды сверх необходимого. Но в эти несколько секунд умещается все, вся информация, больше которой уже нечего желать узнать, находясь здесь, в пределах земной жизни. Единственное исключение - лицо Бога, которое осталось неувиденным, неизвестным. Но это как раз в порядке вещей - странно, если бы было наоборот.

И, конечно, эта информация заключается вовсе не в том кратком, в двух словах, разговоре, содержание которого само по себе еще ничего не значит. Не случайно, наверное, как бы он ни был краток, ни одного слова из него точно не запомнилось. Хотя в то время, в те секунды, когда этот разговор происходил, все слышалось дословно, каждое слово. Но когда закончился разговор и одновременно и весь сон, тут же забылись все сказанные слова и помнился только смысл сказанного.

Вряд ли вообще эти слова произносились, как в обычном разговоре иначе, наверное, запомнились бы. Скорее всего, передавались как бы мысли на расстоянии, которые уже в моем восприятии превращались в слова, но лишь на короткое мгновенье - только чтобы быть воспринятыми и понятыми, а потом сразу исчезали.

Не в нем, конечно, не в этом разговоре и не в этом поверхностном слое смысл и содержание этого сна. Хотя даже и на этом поверхностном уровне, при самом первом впечатлении удивляет то весьма равнодушное, безучастное отношение Его к подробностям земной жизни людей, о которой Он сам же их и спрашивал.

На первый взгляд, возникает вопрос: зачем Он этим интересовался, если Ему безразличен их ответ, да и вообще все подробности их земного существования? Так велика степень этого безразличия, что, на первый опять же взгляд, просто наглядно создается такое впечатление, что эти люди, находящиеся перед Ним, что бы они тут ни делали: мирно листали свои бумаги или делали бы что-нибудь ужасное, убивали кого-нибудь - Он так же невозмутимо и безучастно отнесся бы и к этим "подробностям".

Это самый непонятный, удивительный, поразительный момент из всего сна. Это очень хорошо видимое, явное, бросающееся в глаза с первого взгляда безразличие как бы не вмещается в восприятии - это невозможно до конца понять и смириться с этим.

Правда, смягчается этот удивительный момент тем, что Его безразличие к подробностям их земной жизни имеет в то же время очень доброжелательный, да и просто добрый характер (или оттенок) по отношению к ним самим, к этим людям - кто бы и какие бы они ни были и чем бы они ни занимались. Как будто независимо от "качества", так сказать, любого человека Он все равно заведомо добр к нему, заведомо любит его (хотя самому человеку такая заведомая и, казалось бы, беспричинная любовь, может быть, и непонятна) и в каждой без исключения душе пытается найти что-то родственное Себе и одновременно всему другому миру, нечто общее, общую как бы точку соприкосновения.

Что это общее, как не способность любить ("ближнего, как себя"), которая присуща Самому Христу настолько же явно, зримо, как и Его божественные свойства?

* * *

В связи с таким всеобщим подходом к человеку, то есть заинтересованностью в каждом, а не только в некоторых избранных, и люди в этом сне тоже явлены как бы вообще - не какие-то особенные, избранные, а "вообще люди". Такое впечатление о "вообще людях" возникает оттого, что они, хотя и имеют вполне конкретную внешность, но проявляют себя так неопределенно и непонятно по отношению к Христу, который, ни много ни мало, стоит перед ними на расстоянии вытянутой руки. И вот именно в отношении этой ситуации, в отношении Его они ведут себя совершенно неопределенно, как будто они сонные или замороженные, как будто они помещены в эту ситуацию не в роли конкретных людей, а в роли "людей вообще", и даже, может быть, совсем не в роли, хотя и второстепенной, а просто в качестве статистов, изображающих "людей вообще". Такой полуживой, полуодушевленный объект, обозначающий собой: "вот это - люди".